Доклад архитектора Андрея Леонидовича Яхнина, руководителя ПРАК «Реставрационные технологии» на научно-практической конференции «Христианский образ и сакральное пространство» (апрель 2019 г.)
В своем докладе мне хотелось бы рассмотреть проблему, которая была инспирирована выставкой — проблему умаления и искажения святоотеческого учения, святоотеческого понимания образа в современном церковном искусстве. Рассматривать эту проблему как закрытую и чисто церковную не представляется возможным, поскольку Церковь существует в окружении современной культуры, смыслов и образов, которые эта культура рождает. То, что отец Леонид Калинин остроумно говорил о марсианах – это с духовной точки зрения правильно, но то, что мы рассматривали в докладе Екатерины Дмитриевны Шеко, – это не марсианская психология, а основной мейнстрим современной цивилизации, в который встроена наша современная российская действительность. Она выстроена на третичных правах, хотим мы этого или нет, и говорить, что существуют странные, непонятные, полусумасшедшие люди, а мы в стороне – не корректно, т. к. это реальность. И Церковь существует в этой реальности.
Для того, чтобы выставить какие-то опоры, маячки, эту реальность нужно сначала попытаться осмыслить и понять: какой у нее механизм действия, какие силы ее ведут. Современная культура в широком смысле, как массовая культура и даже политика, как гипермассовая культура, индустрия тиражирования – она реализуется очень быстро из виртуального пространства в нашу жизнь. Образ массовой культуры становится пугающей реальностью. Основной принцип современной культуры, давно, впрочем, разработанный – это провокация. Цель провокации – агрессивное вторжение на сопредельные территории с целью вовлечения в массовую индустрию производства смыслов. И Церковь представляет особый интерес для таких провокаций в связи со своей принципиальной инаковостью. Современная культура все более и более пытается вовлечь ее в свое пространство и изменить. Примеры этих провокаций мы помним, они возникли не случайно.
Говорить о процессах в церковном искусстве без анализа и понимания процессов, происходящих в культуре вообще, сложно, потому что в таком случае мы говорим только о каких-то уже конечных признаках, не осмысливая, откуда это взялось. Помимо глубоких исторических, культурных причин существует еще более глубокое духовное антропологическое изменение, которое произошло в типе, в личности художника, творящего культуру, и эти духовные изменения и являются первопричиной. Тезисно попытаюсь выразить свою мысль. Это метаморфозы, пришедшие в цивилизацию, к которой мы себя, как христиане, причисляем (истоки культуры религиозны, как писали многие). Образ культуры достаточно точно описан о. Павлом Флоренским, где он сравнивает культуру со стержнем, с религиозной первоосновой, от которой отделяются некие элементы: сначала это религиозная или кажущаяся таковой культура, потом это уже светская культура, и затем уже приходит антихристианская культура. И духовная трансформация культуры происходит именно по этому сценарию. И культура христианская от первых веков до Средневековья имела абсолютно церковное, литургическое предназначение. Эту эпоху можно было бы назвать сотериологической: ее основой было стремление к святости, к спасению во Христе. И для художника того времени это было не самовыражение, а подвиг, служение исповедничества, мученичества. Мы не знаем авторов многих известнейших фресок и изображений, т. к. люди не ставили целью самовыражение. Они выражали высшую красоту, богоподобие.
Ренессанс – переломный момент, рубеж культур, когда сотериологическая культура трансформируется в эвдемоническую: уже не праведная жизнь во Христе была ее целью, а человек и его счастье. И хотя эта культура по большей части оставалась еще христианской внешне, в духовной сути ее уже были серьезные изменения. И главная трансформация произошла в самом типе художника – это был уже не монах, не подвижник, а человек с личными амбициями, стремившийся вписать свое имя в историю. Если брать, как пример, Леонардо или Микеланджело, это были люди гениальные, но и чрезвычайно гордые, и их образ жизни далеко не всегда соответствовал хотя бы обычной усредненной человеческой морали. Ни о какой святости там речи не шло. Библейские персонажи часто писались ими с друзей, возлюбленных. И это не казалось кощунством, т. к. искусство уже стало самоценным, а художник становился исключительным человеком, которому позволено все. Некий жрец с эксклюзивными правами влияния на духовную сферу. Автопортреты стали обычны: Джорджоне, изобразивший себя в виде Давида с головой Голиафа, автопортреты Микеланджело в Сикстинской капелле (в т.ч. рядом с апостолом Петром). Это еще не было провокацией и хулиганством, это была демонстрация очень серьезного, уважительного отношения художника к себе и к своему дару. Искусство Ренессанса стало по существу официальным искусством Католической Церкви – оно Церковью поддерживалось и финансировалось, и заказчики в основном происходили из церковной иерархии. Появился новый тип иерарха – просвещенного, покровителя искусств. И это был очень серьезный поворот Католической Церкви в сторону гуманизма.
Следующий фатальный переворот в искусстве произошел в начале XX века с рождением авангарда. И эвдемоническая культура сменилась культурой демонической. И центр этой культуры, автор, ее творящий – это уже человек, одержимый демонами, стремящийся к разрушению основ, на которых держалась прежняя культура, стремящийся к абсолютной свободе от Бога. И мотивация этой трансформации была «религиозная» — с обратным знаком. Вспомним супрематическую выставку Малевича, где он соорудил «иконостас» из супрематических изображений, перевернутых крестов, а в центр поместил свой «Черный квадрат». Эту демоническую суть духовной трансформации художника выразил о. Сергий Булгаков в своей статье «Труп красоты». Он пишет, что Пикассо, к примеру, явно изображал видения «не высшего, но запредельного мира». Его астральные чудовища – живые воплощения человеческих страстей.
Современное искусство, в которое перешел модернизм — contemporary art – продолжило дальнейшие изменения личности художника. Сейчас почти обязательной для творчества являются темы легких/тяжелых наркотиков, нетрадиционной сексуальной ориентации. Более того, почтительное, если не сказать благоговейное отношение к вышеперечисленному является «маркером» современного художника. Один из главных гуру современного искусства Йозеф Бойс, столп послевоенного искусства, охарактеризовал художника так: «Художник и преступник – попутчики, ибо оба обладают диким неуправляемым творческим началом. Они аморальны, движимы лишь импульсом стремления к свободе». То, о чем я говорю, может, конечно, вызвать вопросы. Каким образом все это может иметь отношение к церковному искусству? Но тем не менее, влияние определенно есть. Ренессанс немало послужил обмирщению западного церковного искусства и разрушению святоотеческого учения об образе. XX век – бунт не только в культуре. Мы знаем, какие вещи там происходили страшные. Но проблемы XX века начались в культуре и с культуры. Потом они уже транслировались в общественную жизнь и в политику.
Католическая церковь, как заметила в своем докладе Е. Д. Шеко, глубоко продвинулась в своем диалоге с современной культурой. Дальше нас. Но многие тенденции говорят о том, что мы тоже движемся именно в этом направлении. И не потому, что мы смотрим на Запад и пытаемся подражать, а потому, что это мощное течение современности, от которого не уйти. И для поиска опор нужна трезвая оценка происходящего. Помимо литургической реформы, о которой говорилось, это II Ватиканский собор, революция произошла в церковном искусстве. Была признана возможность и желательность этих радикальных изменений. Цитирую одно из решений этого собора: «Церкви следует признавать и новые формы искусства, отвечающие запросам наших современников, в зависимости от характера, свойственного тем или иным странам или регионам. Их тоже можно принять во святилище, если они, соответствуя по способу выражения и согласуясь с потребностями Литургии, направляют мысль к Богу». Я привел этот отрывок, потому что если не знать, что это фраза II Ватиканского собора, можно подумать, что она сказана человеком, живущим в нашей среде, т. к. эти слова могут быть сказаны и в наши дни. Поэтому нужно внимательно смотреть, к чему привел этот поворот в Католической Церкви к современной культуре. Не для осуждения, а для понимания, чтоб не повторять допущенных ошибок. После этого собора началось бурное развитие музеев при епархиях, где были собрания современного искусства, произошли большие изменения и во внутреннем убранстве храмов. К внутреннему храмовому декору все чаще привлекались художники, не просто далекие от христианской традиции, а принадлежащие к другим религиозным системам. Например, витражи церкви св. Стефана во Франции, выполненные иудеем Шагалом. И витражи церкви Фомы Аквинского в Хьюстоне (США), выполненные также иудеем Марком Ротко. Там наиболее важную часть католического богословия, Страсти Христовы, Ротко изобразил в виде залитых ровной краской полотен, разного размера и интенсивности окраски: 14 полотен — 14 остановок крестного пути Спасителя. Собственно, результатом стало то, что капелла перестала быть храмом, она сначала стала местом собрания деятелей современного искусства, потом культовым зданием с туманным названием «храм всех религий». И это – показательная судьба многих храмов: те храмы, которые прошли реновацию, они перестают быть храмами. Очень частым стала практика устройства в католических храмах выставок, биеннале. Когда, допустим, проходит Венецианское биеннале, все старые венецианские храмы служат площадками для выставок. Это для них обязательно и отказ влечет проблемы.
Глобальным изменениям подверглась и храмовая архитектура. Принцип традиционной базилики, связанный с богословием, был заменен на принцип необычности, интересности сооружения с точки зрения современной архитектуры. Проекты новых храмов на Западе делают люди, не имеющие отношения к христианской традиции, критерием выбора является их успешность.
Таким образом, при попытке выстроить диалог с современной культурой Церковь неизбежно проигрывает. И равноправный диалог тут невозможен, т. к. современная культура ориентирована на агрессивную экспансию, на поглощение. Необходимо делать выводы из опыта Западной Церкви.
Андрей Леонидович Яхнин
