Игорь Юрьевич Самолыго – иконописец, заместитель заведующего кафедрой монументального искусства факультета церковных художеств ПСТГУ. В конце прошлого года Игорь Юрьевич закончил масштабные работы по росписи интерьера Никольского собора Покровского женского монастыря в Хотьково. Предлагаем вашему вниманию беседу о традиции в церковном искусстве и тех вопросах, которые ставит перед традиционным церковным искусством современное общество.
Игорь Юрьевич, как проходило Ваше формирование как художника-монументалиста? Ведь не секрет, что в советские годы многие традиции церковного монументального искусства были утеряны, многое было забыто.
Все началось, когда мы проходили обучение в Московском художественном институте им. В. И. Сурикова, монументальной мастерской Евгения Николаевича Максимова. В это время Евгений Николаевич расписывал храм на Кипре, многое рассказывал нам, студентам, о ходе работ. Для того чтобы создать росписи современного кипрского храма, он обратился к традициям древних храмов Кипра 12 века и за образец взял храм Панагии ту Арака. Новую роспись он создавал, отталкиваясь от существующей традиции, привнося свои творческие идеи. Этот опыт и подход он прививал и нам, своим студентам.
На 4 курсе году мы отправились с Евгением Николаевичем на практику в Оптину пустынь, чтобы участвовать в росписи Казанского храма, которая началась в 1995 году и продолжалась в течении шести последующих лет. В Оптиной в совместной работе мы на практике смогли почувствовать соединение традиции и творчества. Все происходило непросто, потому что объем визуальных материалов, на которые мы могли в то время опереться, был весьма ограничен: мы мало что видели, практически не было возможности съездить увидеть древние памятники своими глазами, а те альбомы, которые издавались, были, как правило, плохого качества. Несмотря на отсутствие опыта, мы сразу же были поставлены в жесткие рамки: требования к срокам и качеству работ были достаточно высокими. Изучение традиции церковного искусства стало насущной необходимостью – надо было вникать в тонкости иконографии, технологии, читать литературу, смотреть памятники, вникать в особенности технологического процесса.
Так и возникла идея возрождения церковного искусства в рамках традиции?
В любом деле начать что-либо с нуля очень трудно, часто даже невозможно. Взять, например, церковное пение – ведь сейчас никто новый распев не придумывает. Если бы такую задачу поставили даже перед очень сильными специалистами, то и в течение целой жизни это было бы почти невозможно. Похожая ситуация и в церковном изобразительном искусстве. Традиция создается поколениями творческих людей, мастеров в разных концах света. Сначала что-то появляется, потом дорабатывается, кристаллизуется, в конце концов рождается нечто устоявшееся, совершенное, и это является продуктом работы целых поколений. В 20 веке в России был период гонений и церковное искусство было практически утрачено. Сейчас храмы воссоздаются, строятся новые и, когда дело доходит до росписей, сразу возникает вопрос: на какую традицию опереться, на каком фундаменте строить собственное творчество? Сейчас мы имеем больше возможности, чем когда-либо ранее, путешествовать, изучать памятники; фотоматериал по этой теме огромный и доступен каждому. Кто-то из авторов берет традицию древнерусскую, кто-то византийскую, старообрядческую или академическую 19 века
Как можно было понять, какую традицию взять за основу? Ведь не было учебников, да и наглядных примеров немного.
Существуют уже сформировавшиеся направления. Одному приходу или монастырю, например, будет ближе знаменный распев, другому, скажем, Бортнянский. Получается, что, создавая что-то новое, сейчас за основу берут разные ветви общего направления, стиля, и этих ветвей сформировалось достаточно много. На этом фундаменте и начинается построение чего-то нового в согласии с выбранной традицией.
Вам приходилось работать в разных храмах. Что определяет выбор того или иного стиля для росписи храма?
Да, мы с коллегами, выпускниками и студентами, трудились над росписями Троицкого храма Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, храма Архангела Михаила в Пущино, Троицкого храма в Вишняковском переулке, Князь-Владимирского храма ПСТГУ, Никольского собора Покровского женского монастыря в Хотьково. Это храмы с разной стилистикой, разными традициями, и в первую очередь архитектура влияет на стилистику росписей. Во-вторых, есть вкусы заказчика, его предпочтения, то, что ему ближе, что ближе прихожанам, которые составляют основу храмовой общины, есть и личные предпочтения художника. В результате на работе сказываются все перечисленные факторы. Таким образом, получается сплав запросов заказчика, архитектуры, прихода, автора. И, только когда появляется согласие всех сторон, получается нечто гармоничное и работу можно считать состоявшейся.
Когда мы говорим о традиции в церковном искусстве, мы подразумеваем, что существует несколько традиций, которые сформировались и существуют в зависимости от обстоятельств и места. Есть ли у них что-то общее?
Конечно, есть. Это можно сравнить с деревом: у него есть основание, ствол и ветви. Если мы говорим о христианстве, то традиция эта формировалась долгое время, пока не оформилась в некий ствол. Потом он начал ветвиться – ветвь сирийского искусства, греческого, византийского. От византийского пошло расти русское искусство, т. е. ветви разные, их много, а ствол-то общий. А мы как некое продолжение этого древа
Можем ли мы говорить, что нам нужна какая-то новая традиция — в соответствии с нашим временем, с новыми запросами, и мы будем создавать какую-то совсем новую, отличную от прежних традицию?
Традиция – это живой процесс, ее никогда нельзя назвать полностью сложившейся. Соответственно, разные возникают запросы у людей, различные мысли у художников, все это накладывает свой отпечаток, каждый привносит что-то свое, можно даже сказать, модернизирует. Но основание-то прежнее, и новое вытекает из предыдущего. Это и есть формирование традиции.
А что вы скажете о современных художниках с их «новыми» подходами, которые считают традиционные каноны уже отжившим реликтом, который не соответствует времени?
Если внимательно посмотреть, можно увидеть, что и модернисты опираются на ту же традицию, и получается, что даже отвержение традиции подразумевает ее существование и без нее не имеет смысла.
А можно ли подобные эксперименты использовать для храмов?
Обычно это произведения выставочные, вещи одного дня, рассчитанные на то, чтобы произвести быстрое впечатление на зрителя, поразить, заинтриговать, но то, что делается для храмов, икона, стенопись, мозаика рассчитано на длительное пребывание во времени и пространстве. Это вещи другого толка и другого предназначения.
Поясните, в чем разница?
Скажем, работа, которая делается для выставки, имеет целью произвести разовое впечатление на зрителя, она даже может участвовать в богослужении, так, например, принято в католической церкви, где в храмах часто можно видеть подобные выставки современного религиозного искусства. Такие экспонаты появляются в пространстве храма временно, затем их убирают, появляются новые. У этих работ другой характер: они могут кратковременно поразить, вызвать дискуссию, часто это поиск новых идей, направлений, остроты, выразительности. То, что делается для храма, пишется на его стенах, становится предметом сакрального пространства, должно возводить от Образа к Первообразу, помогать человеку молиться, настраивать на молитву. Выставки имеют другую цель — «зацепить» человека, шокировать, вызвать эмоцию, неважно, положительную или отрицательную. Совсем другие цели, задачи. Часто это носит характер привлечения внимания даже не к предмету искусства, а к автору-создателю.
Сейчас проектируют и строят храмы с использованием приемов современной архитектуры, предусматривающими, например, стеклянную алтарную стену, проводятся эксперименты с освещением, витражами. Какое влияние оказывают эти архитектурные решения на возможности использовать традиционную роспись, может ли она вообще использоваться в подобных строениях?
По большей части все же эти архитектурные сооружения внешне похожи на храмы, и признаки храма у них имеются, только привнесение новых архитектурных элементов может отвлекать человека от молитвы. Например, есть примеры современной архитектуры, где восточная стена стеклянная. Если стоять лицом к иконостасу, мы невольно будем вместо икон видеть деревья, облака, свет, изменения погоды. И иконостас на фоне такого окна будет казаться черным силуэтом, невозможно будет сосредоточится на образе, можно сказать, главное потеряется, станет невидимым. Получается, что ищем что-то новое, что-то свое, а самое важное ускользает, идет подмена целей. Сделали что-то оригинальное, необычное, самовыразились, и получилась та же «выставочная» модель, не учитывающая задачи богослужения и цели человека, пришедшего в храм. Авторы проекта не посмотрели на храм глазами человека верующего, пришедшего в храм молиться.
Как изменения в архитектуре влияют на храмовую живопись, на монументальное храмовое искусство? И происходят ли вообще изменения?
Мы очень часто на кафедре проектируем росписи в современную архитектуру, современные храмы. И что происходит? Архитекторы, часто выпускники видных вузов, проектируют храмовые здания так, что росписи в них не предусмотрены, для них просто нет места. Приходится как-то выходить из положения, обыгрывать созданную архитектурную конструкцию. Это всегда очень сложная работа, головоломка.
Есть ли проблемы в развитии церковного искусства в настоящее время?
Есть проблема общей несогласованности – то, о чем мы с вами сейчас говорили. Строится здание, не предполагающее наличия в интерьере традиционного убранства. Архитектура сама по себе, в отрыве от всего остального, художник сам по себе. В древности, вероятно, был некий тандем – священства, архитектора, художника: все работали в одной «связке». И на этапе строительства фундамента храма все эти вопросы уже согласовывались. Создавался некий цельный образ. И свет из окон падал, когда и куда нужно, и его было столько, сколько требуется – не больше и не меньше. И богословские идеи были сформированы грамотно, и благолепие было присуще предметам искусства — все было в согласии. По завершении работ такой храм представлял собой органичное сооружение, где все соответствовало одно другому. Все было на своем месте: и архитектура, и живопись – сейчас такое редко можно встретить.
У студентов факультета церковных художеств есть практическая возможность приобщаться к тому, что вы делаете?
Это просто необходимо. Например, на старших курсах есть плановая практика, когда студенты обязаны по учебной программе поработать на объекте, чаще всего со своими преподавателями, которые там же трудятся, являются руководителями процесса. Ребята могут участвовать в живом процессе, получить непосредственный опыт работы в реальном объекте. Каждая такая работа – это определенные ступени и определенный опыт. На студенческой скамье делаются учебные задания, как правило, небольшие работы (проекты, копии), но вот перед тобой глобальная задача – есть цельный архитектурный объем. Есть в нашей работе вещи, которые можно освоить только на практике, и совместная работа преподавателей и студентов помогает более эффективно этому научиться.
Это происходит уже естественно. На старших курсах они работают с реальными объектами, делают макеты – маленький храм с проектом росписей на стенах. Только на лесах они со стеной работают вплотную, а здесь сделал – не подошло – сделал по-другому. Цвет и тон вблизи и на расстоянии работают не одинаково. Архитектурный объем все очень сильно меняет, трансформирует. Какой цвет нужно взять, какой силы и интенсивности? Насколько освещен тот храм, в котором нам предстоит работать? Расстояние 30 метров или 10 метров? В макете есть возможность проработать много вариантов, а вот при исполнении росписи храма существуют сжатые сроки, и важно уметь правильно расставить приоритеты.
Вы поддерживаете связь с выпускниками, знаете, как они устраиваются, работают?
Бывает по-разному. Многие выпускники работают самостоятельно, делают свои авторские работы, и нередко это обширная деятельность, объединяющая многих выпускников в творческие коллективы. Многие трудятся с нами, набираются опыта, кто-то остается на длительное время.
А Вы к своим проектам привлекаете выпускников? Есть ли у вас единомыслие в ходе работы?
Многие выпускники участвуют в наших проектах. И единомыслие есть. Какие-то моменты им не нужно объяснять, они и так уже все знают. Работать со своими выпускниками гораздо проще.
Молодые люди, которые приходят учиться в ПСТГУ, могут осознанно взять, вобрать в себя ту традицию, которую удалось собрать и сохранить на факультете?
Опыт показывает, что многим это удается. Мне кажется, задача нашего университета – заложить правильный фундамент, чтобы люди получили некую основу, которая, может быть, не даст мгновенный результат, но со временем наше образование обязательно приносит плоды, это некое продолженное действие, и у университета это получается.
На фото: роспись Покровского Хотькова ставропигиального женского монастыря
Иконописец Игорь Самолыго
