В XX веке Русская Православная Церковь дала миру великий сонм святых мучеников и исповедников – святителей, пресвитеров, монахов и мирян. Гонимые старцы и духовники втайне от внешних, конспиративно пытались окормлять свою паству, оставшуюся без духовного попечения. Некоторым из них принадлежат замечательные учительные, исповеднические письма или нелегальные рукописи с размышлениями о проблемах церковной жизни в то страшное для Русской Церкви время гонений. Это – своего рода мученические акты и призывы к твердому стоянию за веру, защита Православия от предательского сговора обновленцев с атеистической властью и т.п.
Но среди русских святых XX века почти не было богословов по понятной причине: политические катаклизмы привели к уничтожению в России духовных школ, монастырей. Ученые богословы были изгнаны или арестованы, большая часть из них погибла в расстрелах, лагерях и ссылках. Условия жизни не располагали и не позволяли заниматься богословскими проблемами. «Железный занавес» отделял Россию от остального христианского мира, церковная информация не достигала России, а православные русские библиотеки были уничтожены.
Однако XX век, принесший в мир массовое расцерковление, всевозможные революции – политические, технологические, культурные, нравственные, информационные – поставил Церковь перед лицом множества проблем, безотлагательно требовавших христианского осмысления и твердого, ясного ответа с церковных позиций, церковного свидетельства об истине, обличения новых ересей и заблуждений. Эта задача в России была невыполнима. В то время, когда Русскую Церковь называли на Западе «Церковью молчания», говорить от ее лица могли только епископы, священники, церковные мыслители, оказавшиеся в изгнании.
Среди этого большого хора новых свидетелей Православия было два епископа, признанных впоследствии святыми, – святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Шанхайский (впоследствии – Сан-Францисский) и святитель Серафим (Соболев), архиепископ Богучарский. Владыка Серафим стал единственным русским святителем-богословом, оказавшимся на свободе. Свобода и возможность беспрепятственно свидетельствовать об истине Православия обязывали к действию, и владыка Серафим чувствовал, что не имеет права молчать. Он говорил «во весь голос», всеми силами отстаивая чистоту Православия.
Святитель Серафим (Соболев) происходил из среды простого народа. Он, будучи рукоположен в 1920 году в сан епископа, с 1921 года всю оставшуюся жизнь управлял русскими приходами в Болгарии и активно отстаивал верность православному учению, православным канонам и традиции, при этом сохраняя удивительную простоту, доступность, скромность, чистоту души, в чем-то даже детскую наивность. Он обладал живой и действенной верой, имел любвеобильное, милующее сердце. С детства на нем пребывала печать Божьего избранничества, и он всегда стремился к подвижнической жизни. Он сам рассказывал о благословении, данном ему святым отцом Иоанном Кронштадтским: «Я подошел к Горнему месту за Престолом алтаря. Вдруг о. Иоанн как молния бросился ко мне. Я остановился на Горнем месте. Батюшка возложил на мою голову крестообразно руки, поднял очи свои к небу и трогательным голосом произнес: «Да почиет над Вами благословение Божие». Я тут же почувствовал, будто огненная искра ниспала на мою голову и прошла до пят. Особенная великая радость наполнила мое сердце и все мое существо. Я стал как бы опьяненным и начал шататься, боясь, чтобы не упасть.
Весь этот день я испытывал благодатную, особенную радость, чувствуя себя окрыленным и как бы носился в воздухе». С самого детства будущий Владыка молился Богу с такой пламенной верой, что по его молитве совершались чудеса, ему открывалась воля Божия, он удивлял своей прозорливостью. Рано проявившийся дар старчества привлекал к Владыке самых разных людей.
Казалось бы, архипастырская деятельность, непрерывное душепопечение о многочисленной духовной пастве должны были бы полностью исчерпать слабые телесные силы серьезно больного Владыки, занять все его время, но он успевал еще постоянно активно бороться с искажениями православного учения. Писал по ночам, говорил: «Мои книги — это моя кровь».
К сожалению, самые яркие представители русской религиозной мысли — Владимир Соловьев, о. Павел Флоренский, о. Сергий Булгаков и ряд других мыслителей развивали учение о Софии, Премудрости Божией, не согласующееся с православным учением. Авторитет этих религиозных философов был весьма велик, и, вступая с ними в богословскую полемику, Владыка заведомо оказывался в ситуации «неравного боя»: он хорошо сознавал превосходство о. Сергия Булгакова, известнейшего философа, в разгар революционных событий героически принявшего сан священника, изгнанного в эмиграцию и ставшего одним из основателей Сергиевского Богословского института в Париже, в котором был инспектором в течение 18-ти лет и преподавал догматическое богословие.
Весьма умудренные митрополиты Антоний (Храповицкий), Евлогий (Георгиевский) и другие молчали или даже поддерживали о. Сергия. Но владыка Серафим обладал редким свойством: он не мог не исполнить свой долг перед Богом и верил, что Бог ему поможет в его борьбе за Божью истину. Он «не взирал на лица», всегда безбоязненно говорил правду, был нелицеприятен, истина Христова была ему дороже всех человеческих отношений и расчетов. Он все говорил просто, прямо, без какого-либо лукавства и дипломатии. Его книги современным ему интеллигентам казались наивными, иногда даже примитивными, но он основывал свою позицию на учении святых отцов и не давал себя сбить со святоотеческой позиции никакими словесными хитросплетениями.
Его духовный сын, протоиерей Всеволод Шпиллер, рассказывал, как вместе с владыкой Серафимом он ездил к митрополиту Антонию (Храповицкому), в 1920 году еще в Крыму рукоположившему владыку Серафима в сан епископа. Владыка Серафим в это время издал свою книгу в обличение софиологии и настойчиво спрашивал митрополита Антония, имевшего огромный авторитет ученого богослова, о его отношении к о. Сергию Булгакову: «Скажите, Владыко, Вы согласны с утверждением, что о. Сергий – еретик?» Митрополит отвечал: «Согласен, согласен, но только Вы, Владыко, в нем ничего не поняли». Этот короткий диалог живо показывает, какую трудную задачу поставил перед собой владыка Серафим. Митрополит Евлогий и вовсе защищал о. Сергия от обвинений в ереси. Но владыка Серафим был непреклонен и вместе с епископом Феофаном (Быстровым) упорно добивался церковного осуждения софиологии.
Одновременно владыка Серафим подверг критике идеи отца Павла Флоренского и отца Сергия Булгакова об «имяславии», учившем, что имя Божие есть Сам Бог. Это лжеучение архипастырь прямо называл «имябожнической ересью». 30 октября 1935 г. Архиерейский Собор Русской Зарубежной Церкви постановил признать учение протоиерея Сергия Булгакова о Софии еретическим.
Еще более трудным для свт. Серафима было выступление против самого митрополита Антония (Храповицкого) в связи с его учением, что искупление рода человеческого от проклятия первородного греха совершилось в Гефсиманском саду, а не на Голгофе, то есть имеет смысл нравственного страдания Спасителя, а не Его крестного страдания. Это учение митрополит Антоний включил в свой новый Катехизис, который должен был быть принят Синодом Зарубежной Русской Церкви с целью замены «устаревшего» Катехизиса святителя Филарета (Дроздова). Авторитет митрополита Антония, главы Зарубежной Русской Церкви был непререкаем, и только рукоположенный им владыка Серафим бесстрашно выступил против него и против издания его Катехизиса. И снова победил. Он строил свои возражения на учении святых отцов и без колебаний отстаивал истину.
Самой, может быть, трудной была борьба против экуменизма, охватившего в тот момент весь западный мир и почти все высшее болгарское священноначалие, включая митрополита Софийского Стефана, ставшего впоследствии экзархом Болгарской Церкви. Экуменическое движение зародилось в начале ХХ в. в протестантизме, разделенном на множество разных «исповеданий». В православном мире экуменическое движение сначала было воспринято как возможность свидетельства о Православии, однако вскоре стало понятно, что такое свидетельство не будет воспринято, а участие в экуменической деятельности только повредит Православию. Риторика экуменических встреч развивалась в связи с идеей о возможности спасения вне Церкви. Святитель Серафим был категорическим противником этой идеи и свои возражения высказывал даже главе ИМКА Джону Мотту во время его пребывания в Софии.
В 1933 г. епископ Серафим направил в Архиерейский Зарубежный Синод два письма с протестом против участия архиепископа Нестора (Анисимова) в межрелигиозной конференции по борьбе с неверием. Конференция предполагала совместную молитву православных не только с инославными, но и с мусульманами, иудеями и язычниками. Архиерейский Синод РПЦЗ все же разрешил архиепископу Нестору принять участие в этом мероприятии, но позже епископу Серафиму удалось добиться отмены подобных решений. Владыка Серафим раньше других понял сущность экуменизма и предупреждал об опасности, которую он несет Православию.
В 1948 г. архиепископа Серафима пригласили выступить с докладом об экуменизме на Совещании глав и представителей автокефальных Православных Церквей в Москве. Архиепископ принял приглашение. Ступив через 28 лет на родную землю, он произнес: «Ни одной пяди земли не осталось неоскверненной». Трудно ему было переживать разлуку с любимой Родиной, но еще труднее было видеть ее в новом «советском» обличии. На Совещании Владыка выступил с двумя докладами – об экуменическом движении и об англиканской иерархии.
В 1949 г. в органе Синода Болгарской Церкви – «Церковном вестнике», появилась статья архиепископа Серафима против экуменизма и модернизма. Иерархи Болгарской Церкви впоследствии отмечали, что выступление архиепископа Серафима в болгарской печати помогло остановить разгоравшуюся в Болгарской Церкви обновленческую смуту. Теперь мы можем свидетельствовать о правоте владыки Серафима: с присущей ему прозорливостью он предупредил православный мир о грядущей всемирной ереси и показал пример стойкости в борьбе за чистоту и истину Православия.
Архиепископ Серафим горячо и успешно содействовал преодолению так называемой Болгарской схизмы. Он не сомневался в благодатности Болгарской Церкви и ходатайствовал перед Зарубежным Синодом о вступлении в общение с Болгарской Церковью. 29 декабря 1921 г. митрополит Антоний (Храповицкий) благословил зарубежным иерархам сослужить с болгарскими архиереями. Начало евхаристического общения между Русской Зарубежной и Болгарской Церквами совершилось 9 января 1922 г. В этот день епископ Серафим совершил с болгарскими епископами литургию в русской Свято-Никольской церкви. Это был настоящий праздник. Впоследствии он добился соборного решения в РПЦЗ о совместном служении с болгарами.
Эмигрировав за границу, владыка Серафим естественным порядком оказался в юрисдикции Зарубежного Синода. Он не занимался политикой и не был активным борцом с Московской Патриархией, которая в лице митр. Сергия (Страгородского) под давлением атеистической власти пошла на компромиссы, вызвавшие раскол в России и за границей. После знаменитого «интервью митр. Сергия (Страгородского)» (написанного в ОГПУ и отредактированного лично Сталиным и Молотовым), в котором отрицались гонения на Русскую Церковь, владыка Серафим вместе со всей Зарубежной Церковью прекратил евхаристическое общение с митр. Сергием.
По свидетельству протопресвитера Георгия Шавельского, епископ Серафим высказывался против митр. Сергия и его политики, однако духовные чада святителя передавали слова владыки Серафима: «Я не могу осуждать митрополита Сергия, так как, если бы я был на его месте, я бы, может быть, гораздо хуже поступил». В 1945 г., как только появилась возможность, владыка Серафим первым из юрисдикции Зарубежного Синода перешел в юрисдикцию Московской Патриархии, испросив у Патриарха Алексия I согласия на это. В мае 1946 г. Патриарх Алексий прибыл в Болгарию. 22 мая, в день перенесения мощей святителя Николая, Патриарх совершил божественную литургию в Никольском храме.
На этом богослужении в своей проповеди владыка Серафим сказал: «Двадцать пять лет мы были в разобщении с матерью нашей, Церковью Российской. Но это разобщение было чисто внешним явлением, ибо в сердцах наших было полное единение с вами, со всеми братьями нашей родины, с теми, которые признают Патриаршую Церковь в России. С нами было то, что наблюдается на поверхности и в глубине океана. На поверхности его от внешних и случайных причин бывают различные течения, а в глубине океана идет всегда и неизменно одно течение. Так в глубине нашего существа, в глубине наших сердец было и есть неизменное стремление к Матери нашей Церкви, Церкви самой великой и славной среди всего прочего мира, – к Церкви кристально чистой по вере православной. В этом отношении мы всегда были с вами. Как вы тяжко страдали от модернистов, живоцерковников и обновленцев, так разделяли ваши душевные муки и мы, не одобряя и не допуская никаких новшеств в Церкви. Как вы были против всяких ересей, так и нам всегда были противны всякие догматические отступления. Как для вас, так и для нас православная вера является самым высшим и драгоценным благом».
Многие эмигранты тогда сурово осудили Владыку. Некоторые обвинили его даже в сотрудничестве с разведывательными органами Советского Союза, хотя, зная Владыку, справедливость такого обвинения нельзя было даже предположить. Всю свою жизнь он никого не боялся и поступал только по воле Божией, по своей архипастырской совести, не взирая на мнения окружающих людей. Он старался угодить только Богу, помня, что, угождая людям, Богу угодить невозможно. И в этот раз он намного опередил великие события, свидетелями которых мы стали в 2007 г. при подписании Акта о воссоединении Зарубежной Церкви с Московской Патриархией. Но в 1945 г. многим это казалось предательством, недопустимым переходом в юрисдикцию «продавшейся большевикам» Московской Патриархии. Только владыка Серафим тогда понял, что пришла пора указать путь к единству, забыть споры и обиды, встать над юрисдикционными конфликтами и в братской любви трудиться вместе для Русской Церкви.
Примерно в то же время, только на один год позже – в 1946-ом, в России другой святой архиерей-исповедник, епископ Афанасий (Сахаров), тоже не поминавший митрополита Сергия (Страгородского), совершил подобный шаг. Он обратился к Патриарху Алексию I с просьбой принять его в общение и был принят в юрисдикцию Московской Патриархии. Так же, как и в Болгарии, не все приняли это примирение, и владыка Афанасий написал своей пастве два знаменитых письма, в которых объяснял необходимость преодолеть разделения и обрести единство.
Так эти два великих святителя, совершенно независимо друг от друга, задолго до падения советской власти указали своим примером путь к единству порой ожесточенным и враждующим сторонам внутрицерковного разделения. Сегодня многим уже трудно оценить этот подвиг, но тогда мало было иметь мужество, чтобы пойти против собратьев по исповедническому пути, – необходимо было духовное ведение воли Божией на этот шаг, так как оценить его последствия тогда никто не мог.
Вряд ли кто-либо последовал за владыкой Серафимом, если бы не был уверен в его святости. Но Господь к этому времени уже прославил Владыку многими чудесами, явной для всех духовных чад прозорливостью. Эта святость Владыки и богодухновенность его деяний сделали его решение войти в юрисдикцию Московской Патриархии убедительным для его духовных чад, и все семь русских приходов в Болгарии последовали его примеру. Вскоре после этого по ходатайству Московской Патриархии совершилось примирение Константинополя с Болгарской Церковью. Заслуга архиепископа Серафима в этом грандиозном событии совершенно очевидна.
Вся жизнь и архипастырские труды владыки Серафима на болгарской земле Промыслом Божиим служили единству Русской и Болгарской Церквей, русского и болгарского народов. Неслучайно крипта посольского Никольского храма, где находится гробница владыки Серафима, стала местом притяжения для множества людей. Теперь ни политика, ни юрисдикционные проблемы, ни богословские или философские споры не имеют для них никакого значения. Эти люди едут в Софию, чтобы просить о помощи святого, который всю свою жизнь своей любовью и верой соединял людей со Христом, ревностно охранял чистоту Православного учения, всеми силами служил Богу и исполнял Его святую волю, не думая о земной политике, о выгоде, о карьере, не угождая сильным мира сего или близким, любимым и авторитетным людям.
Праведная кончина владыки Серафима совершилась 26 февраля 1950 года, в день Торжества Православия, ради утверждения которого он трудился всю свою жизнь. Владыка Серафим не был подвергнут пыткам, не был заключен в лагеря и тюрьмы, не испытал насильственной смерти за веру, но пламенная ревность в служении Богу сделала архиепископа Серафима единым и равночестным с великими мучениками и исповедниками Русской Церкви XX века.
Протоиерей Владимир Воробьев
