Отмечаемое в 2022 году 30-летие ПСТГУ – это особая дата для тех, кто стоял у истоков его истории и чей личный путь в Церкви, в силу особенностей церковной жизни 1990-х и начала 2000-х, стал частью происходивших тогда больших перемен. В рубрике «О времени и о себе» – рассказ заместителя декана факультета церковных художеств по научной работе, заведующей кафедрой истории и теории христианского искусства, кандидата искусствоведения, доцента Ариадны Александровны Вороновой.
Начало
В 1990 году я оканчивала Московский архитектурный институт. В то время я была человеком совершенно далеким от Церкви, родители тоже, хотя папа всегда говорил, что он православный и что его покровитель – святой Александр Невский.
Особого призвания или способностей к архитектуре ни до, ни во время учебы в МАРХИ я не чувствовала, хотя от учебы получала удовольствие, потому что училась в прекрасной группе у замечательного педагога, профессора Бориса Григорьевича Бархина. Когда я узнала, что в последние два года учебы можно специализироваться по теории и истории архитектуры, пошла туда и сразу поняла, что мое место тут – на отделении теории и истории архитектуры.
Выбор направления был вполне естественным, этот интерес привил мне мой отец – историк архитектуры, который много лет трудился в Центральном институте теории и истории архитектуры (ЦНИИТИА)[1], а я в школьные годы посещала известный Клуб юных искусствоведов (КЮИ) при ГМИИ им. А. С. Пушкина. Благодаря любимому музею и поездкам с папой в археологические экспедиции по Северному Причерноморью возникла сильнейшая любовь к античности и Греции. Средневековое, то есть христианское искусство занимавшимся античностью археологам не было интересным и считалось «поздним».
Несмотря на любовь к античному искусству, курсовую и дипломную работу на последних курсах я писала по Москве. Повлиял папа, он сказал: «Какой смысл заниматься тем, что никогда не увидишь?» В те времена действительно главные великие античные памятники было совершенно немыслимо увидеть, поэтому папа посоветовал заняться Москвой, по которой материалы были в изобилии. Он мне показал статьи исследователя Ольги Ивановны Брайцевой, которая интересно писала о том, как формировалась городская среда, как улицы Москвы были ориентированы на храмы, так что на каждом повороте улицы стоял храм. Эта мысль, что все градостроительство строилось по храмовым доминантам, меня тогда очень зацепила. Для дипломной работы я взяла район Заяузья – треугольник между Москвой-рекой, Яузой и Садовым кольцом. Работать над темой страшно нравилось – было увлекательно погружаться в документы и архивы, выяснять, как формировались кварталы Заяузья.
Кстати, тогда к зданиям нашего МАРХИ относились церковные здания по улице Рождественке: церковь Николы в Звонарях и Рождественский монастырь, где в основном работали дипломники, а в бывших кельях располагалось наше общежитие. Дипломники кафедры теории и истории архитектуры работали в помещении на верхнем ярусе колокольни, а мое место было у огромного полукруглого окна, откуда открывался вид на Высоко-Петровский монастырь.
Апокалипсис в ночи
В конце 1980-х мой папа «изменил» античности и своему любимому Северному Причерноморью. В 1988 году мы с ним поехали на раскопки к его другу, доктору исторических наук Вадиму Леонидовичу Егорову, который в то время был руководителем Поволжской археологической экспедиции и копал Бату-Сарай – столицу Золотой Орды. Лагерь стоял на реке Ахтубе, и в тот год туда приехала группа молодежи из Нижнего Новгорода, лидером которой был Стас Дмитриевский, яркая личность и неформал. Он хотел, чтобы все его друзья крестились, и для этого по ночам, когда взрослые уже ложились спать, он у костра читал Апокалипсис. Это оставляло сильное впечатление: ночь, костер, чистое поле, река и небо в звездах, волнующий текст Откровения. Как-то ночью во время этого чтения в небе в полной тишине появилась белая вспышка, она плавно растекалась и росла на глазах. Все просто онемели. Потом чуть ниже появилась вторая вспышка и тоже медленно растеклась, и затем так же третья... Все в ужасе стали лепетать: сбывается Апокалипсис? началась война? пришествие инопланетян? Все были здесь впервые и не знали, что недалеко находился Капустин Яр – закрытый военный космодром, и то, что мы видели, было запуском трехступенчатой ракеты.
К слову, для меня это ночные бдения с Апокалипсисом были первым знакомством со Священным Писанием.
«Праотцы»
У меня есть в жизни наставники – отцы, а есть «праотцы». Со своими «праотцами» – Алексеем Серафимовичем Щенковым[2] и Игорем Константиновичем Чаловым я встретилась в Институте теории и истории архитектуры, куда папа меня устроил на работу, в отдел проблем освоения историко-архитектурного наследия, возглавляемый Алексеем Серафимовичем. Еще до защиты диплома я проходила в его отделе преддипломную практику. Мои родители – архитекторы и с Алексеем Серафимовичем учились в одной группе в МАРХИ. Потом я узнала, что Алексей Серафимович с юности был знаком с отцом Владимиром Воробьевым (у них даже дни рождения в один день и год) по храму Илии Обыденного, где Алексей Серафимович до сих пор алтарничает и поет.
В отделе у Алексея Серафимовича работали замечательные, душевные люди. Среди сотрудников была веселая девушка Катя – сейчас Екатерина Дмитриевна Шеко заведует у нас кафедрой иконописи. Андрей Леонидович Баталов – ныне заместитель директора музеев Кремля, доктор искусствоведения, трудившийся несколько лет профессором нашей кафедры и ставший впоследствии моим научным руководителем по кандидатской диссертации. Были там и другие замечательные люди… С ними мне было так тепло, как никогда, вообще никогда до того не было у меня такого чувства. Потом я поняла, что большинство были православными церковными людьми, а Алексей Серафимович был нам не как начальник, а как отец родной. А сначала за общими трапезами я не могла понять, что происходит: то вдруг все с блинами пришли, потом через неделю – все только черный хлеб посыпают солью... Потом постепенно из разговоров начала понимать, что к чему.
Сам Алексей Серафимович и его супруга Ольга Павловна – прекрасные и удивительные люди. Осталось очень теплое и живое воспоминание о них, о вечерах в их доме – необычной царившей там атмосфере любви. Они каждый год устраивали для друзей и сотрудников трапезу на Рождество – это было настоящее традиционное московское застолье, как описано в книгах Ивана Шмелева: все соответствовало канонам, особые продукты покупались на рынке, все готовилось по старинным рецептам, подавалось в антикварной посуде с соблюдением определенного порядка смены блюд. У них дома всегда была рождественская елочка с настоящими свечами и был специальный колпачок для тушения этих свечей. Самое удивительное, что эта их квартира, наполненная старинными вещами, портретами и книгами, была расположена на 24-ом этаже – своего рода «горнее место» в современном доме.
Второй мой «праотец» – Игорь Константинович Чалов, архитектор, работал в том же Институте в соседнем отделе, но вместе с нами занимался охранными зонами памятников архитектуры. Летом 1990-го года мы с ним и еще одной сотрудницей поехали в командировку в Рыбинск, а оттуда на выходные решили съездить в Тутаев на пароходике. Этот старинный городок, с его берегами и храмами, меня совершенно поразил. Когда мы с Игорем Константиновичем гуляли вокруг Воскресенского собора, он мне объяснял, зачем надо креститься. Много тогда мы с ним кругов вокруг собора сделали. После этой поездки считаю Игоря Константиновича своим вторым крестным отцом.
«Се, место моего спасения»
Однажды мой хороший знакомый, Александр Панкратов (ныне доцент Университета дружбы народов), незадолго до моей защиты диплома в МАРХИ пришел ко мне на колокольню и говорит: «Знаешь, я принял святое крещение». А я в ответ неожиданно для самой себя: «Знаешь, я тоже хочу. Я, правда, не вполне понимаю, что это такое и почему я этого хочу». Он говорит: «В Москве появились батюшки, которые читают лекции по разным церковным аспектам: самый главный у них – отец Владимир Воробьев, а самый яркий – отец Димитрий Смирнов… Еще есть отец Аркадий Шатов и отец Александр Салтыков, он искусствовед – в общем, они про все могут рассказать». Я ему говорю: «Хорошо, давай! Будешь моим крестным».
Эти лекции проходили в 1990-ом году в Центральном доме культуры железнодорожников. Теперь каждый раз, когда вижу ЦДКЖ, говорю: «Се, место моего спасения». Среди выступавших отцов на меня сразу главное впечатление произвел отец Владимир, и я всё понимала и принимала, что он говорит. В сердце сразу прозвучала фраза «Вот ему можно всё сказать. Он поймёт». Мне нужно было исповедоваться. Я подошла к отцу Владимиру и сказала, что хочу креститься. Он предложил мне прийти в Кузнецы 10 октября.
В Кузнецах тогда еще не было крестильного храма, но в приходском доме уже была купель для взрослых. Это была эпоха массовых крещений. Когда я пришла, со мной крестились еще около 20 женщин и детей. Отец Владимир предварительно беседовал с каждым в маленькой комнатке. Помню, что некоторые женщины оттуда выходили недовольными, потому что отец Владимир прямым текстом говорил им о грехах и о духовной жизни, что не всем было просто воспринять.
После крещения в 1990 году я продолжала ходить на лекции в ЦДКЖ. В храм ходила редко из-за семейных обстоятельств. Первая, с кем я познакомилась в ЦДКЖ, была Светлана Ивановна Горлевская, директор только что основанного книжного магазина «Православное слово». На первом этаже у нее были столы с православными книгами. Тогда это все было в новинку, почти ни у кого богословских книг не было. Я при любой возможности эти книги покупала и читала. Чтобы сориентироваться в появившемся изобилии, я спросила у отца Владимира, что мне стоит почитать, и он рекомендовал Авву Дорофея и «Лествицу» – сразу задал высокую планку. Вскоре я стала помогать Светлане Ивановне, потому что у нее было только два помощника. Основной магазин «Православного слова» вначале располагался в подвальчике на Сретенском бульваре, позже он переехал в Вишняковский переулок, где и сейчас он находится при Троицком храме. Были у нас и другие точки, на которых я работала, – в книжных магазинах «Молодая гвардия» и «Библио-глобусе», в Александровском саду.
В 1992 году стало известно, что Богословско-катехизаторские курсы будут преобразованы в институт. Когда осенью открылся Богословский институт, мне очень захотелось поучиться церковным наукам по-настоящему. К тому же, я всегда мечтала стать искусствоведом.
Факультет
В молодом Православном Свято-Тихоновском богословском институте был создан факультет церковных искусств, но очень быстро разделился на два факультета – церковных художеств (ФЦХ) и церковного пения (ФЦП).
Меня зачислили на искусствоведческое отделение факультета церковных художеств после собеседования и просмотра работ. Помню, что принесла все десять планшетов (метр на метр каждый) своего диплома из МАРХИ, чем, видимо, произвела впечатление. Со мной вместе поступила и моя подруга Екатерина Шеко, на иконописное отделение. Она воцерковилась раньше, чем я, и тоже содействовала моему воцерковлению. Они с мужем самостоятельно научились писать иконы. В то время это было очень востребовано, особенно в провинции – для возрождаемых храмов они писали целые иконостасы. У Кати была давняя мечта поучиться иконописи у Ирины Васильевны Ватагиной. Поступив в ПСТБИ, она попала к ней в мастерскую.
Первый досрочный выпуск ФЦХ 1997 года состоял из трех иконописцев – Екатерина Шеко, Татьяна Азарова (ныне ст. преподаватель кафедры иконописи) и Татьяна Ермолинская, реставратор из храма свт. Николая в Клённиках на Маросейке. Досрочным этот выпуск был потому, что дипломники срочно писали иконы для иконостаса придела Новомучеников Троицкого храма к 5-летию ПСТБИ.
К сожалению, мне мало удавалось посещать занятия, потому что приходилось много заниматься организационной работой – было сложное время становления факультета и института. Все специальные лекции ФЦХ проводились в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева. В моей группе учился Дмитрий Клыков (сейчас – диакон храма Воскресения в Кадашах), он был сотрудником Рублевского музея и помогал организовать там занятия. Кроме того, наши студенты ходили на поточные лекции для всего курса, они проходили в 1-м Гуманитарном корпусе МГУ. Хорошо запомнились первые лекции отца Владимира и отца Александра: как в МГУ в аудиториях с рядами, расположенными амфитеатром, мы иногда сидели просто на ступеньках, потому что все не помещались за столами. Все лекции, которые нам тогда читали, для нас были совершенным откровением.
Деканом факультета церковных художеств сразу стал протоиерей отец Александр Салтыков. Административные вопросы ему помогал решать Андрей Георгиевич Жолондзь (+05.05.2005), технолог живописи, который у нас первое время был инспектором факультета – приглашал преподавателей, договаривался с ними о занятиях. Я была секретарем факультета, а потом инспектором. На факультетах вначале не было кафедр, но были отделения; на ФЦХ были отделения иконописи, монументального искусства, реставрации, церковного шитья, искусствоведения.
Иногда я помогала Ирине Владимировне Щелкачевой делать расписание на весь институт – это были огромные «простыни», над которыми мы засиживались до ночи, и зачастую не успевали на метро, оставались ночевать в Кузнецах. Я, конечно, чувствовала, что преподаватели делали мне скидку, когда принимали у меня экзамены. Объективен был только отец Валентин Асмус – единственная тройка у меня в дипломе по его «Истории поместных Церквей».
Мы работали в учебной части – инспекторы курсов и я, инспектор факультета церковных художеств (только у нашего факультета был отдельный инспектор). Инспектором курса, на котором я училась, была Инна Геннадьевна Менькова, у следующего курса – Татьяна Христофоровна Терентьева, у следующего набора – Татьяна Евгеньевна Смагина. В какой-то момент отец ректор попросил меня быть заведующей учебной частью, но это длилось недолго, потом эту работу много лет выполняла Юлия Игоревна Клушина.
Когда в институте произошел переход к более развитой структуре, на факультетах стали возникать кафедры. Отец Александр Салтыков стал заведующим кафедрой истории и теории христианского искусства, кафедру иконописи возглавил отец Николай Чернышев. Кафедру реставрации создала и возглавила профессор Галина Сергеевна Клокова (+29.05.2021), кафедру церковного шитья – замечательный мастер Вера Евгеньевна Яковлева (к сожалению, она очень скоро скончалась +2.06.1996), кафедру монументального искусства – Евгений Николаевич Максимов, профессор, народный художник России.
Учителя искусства
Из наших лекторов-искусствоведов на меня самое сильное впечатление произвела Ольга Сигизмундовна Попова (+16.01.2020), знаменитый византинист, профессор МГУ. Ей уже тогда была трудна эта дополнительная нагрузка, на лекции ее всегда привозили на машине и потом отвозили. Но её лекции – это было настоящее чудо и мистика. Она читала о том, что я как-то не особо заметила при учебе в МАРХИ – византийское искусство. В советское время почти во всех вузах, кроме МГУ, в отношении христианского искусства был провал или оно изучалось очень поверхностно. Лекции Ольги Сигизмундовны с ее вдохновенными, живыми рассказами про великие памятники Византии для меня стали настоящим культурным шоком.
Западное средневековое искусство у нас читала замечательная Елена Петровна Ювалова (+31.12.2011), она была однокурсницей отца Александра Салтыкова. Интеллигентная дама из прошлых времен, прекрасная, милая, тихая, необыкновенно тактичная, с запоминающейся манерой читать лекции.
У истоков факультета стояла Людмила Александровна Щенникова, замечательный искусствовед, научный сотрудник редакционного отдела музеев Кремля. Она читала нам древнерусское искусство с точки зрения глубоко верующего человека, с упором на литургичность христианского искусства. Запомнилось, что знакомство с предметом она начинала очень необычно – с чтения и разбора кондака Торжества Православия: «Неописанное Слово Отчее из Тебе, Богородице, описася воплощаем...». Это очень важно, с чего начать читать курс. Людмила Александровна сразу начинала с богослужебных текстов, говорящих о богословии почитания иконы – это было очень ярко. Для меня все дисциплины по истории искусства были более или менее знакомы, но такая их церковная подача воспринималась как нечто принципиально новое.
Друг и ученый
Совершенно уникальным человеком был Владимир Дмитриевич Сарабьянов (+3.04.2015). Он происходил из старинного рода, из семьи с традициями. Его отец – знаменитый академик Дмитрий Владимирович Сарабьянов, специалист по искусству XIX века. Мы с Владимиром быстро и легко подружились. Замечательный человек, абсолютно простой в общении и при этом – прекрасный специалист, обладающий авторитетом и даром слова. Он мог убедить чиновников, что нужно заниматься восстановлением и сохранением тех или иных памятников искусства. Владимир Дмитриевич мог гениально, интересно и просто рассказывать о сложных вещах. Как реставратор, он главные памятники древнерусского искусства, можно сказать, «знал руками» – всегда очень серьезно исследовал и прекрасно объяснял глубокий смысл и содержание изображений.
Мне посчастливилось наблюдать, как он работает. Я была с его реставрационной бригадой во Пскове, где каждый день они работали на лесах в Мирожском и Снетогорском монастырях. Владимир Дмитриевич умел даже по фрагментам почти утраченных фресок определить, где какой был сюжет. Во Пскове он снимал кальки с таких утраченных фресок и восстанавливал их иконографию. Когда я его спрашивала, когда он успевает при такой реставрационной загрузке писать свои многочисленные научные труды, он говорил, что он жаворонок и пишет по утрам, пока все еще спят. Летом у наших первокурсников Владимир Дмитриевич всегда проводил практику в Новгороде, что было для них незабываемо, когда он прямо на лесах читал студентам лекции.
Владимир Дмитриевич всегда с большим энтузиазмом поддерживал проекты нашего факультета. Например, наш сборник научных статей «Искусство христианского мира», созданный по инициативе отца Александра Салтыкова, он вместе с Л. А. Щенниковой тоже активно развивал, всегда участвовал и присылал качественную, интересную статью. Когда я писала свои первые статьи и потом диссертацию, он очень помог мне понять, что такое научная работа. Я очень благодарна ему за то, что он так органично поучаствовал в моей жизни и в качестве друга, и в качестве ученого.
Трудное послушание
В ПСТБИ у меня с начала 1990-х было одно трудное послушание – подготовка выставок. В организационном плане они всегда были большим искушением. В основном, это были выставки к Актовому дню (18 ноября), а в первые годы – еще и к Богословской конференции. Прекрасно помню, что первая выставка была в холле института в здании на Новокузнецкой. Мы только что получили это здание и прямо в холле на мольбертах поставили несколько больших икон. Все остальные выставки и на Актовый день, и на Богословские конференции были в МГУ, были и выездные выставки в других местах, например, на ВДНХ. Для этих выставок нам сделали в столярке обтянутые тканью стенды и деревянные подставки, которые были похожи на швабры. Когда они кучей стояли в ожидании отправки, обязательно кто-то наивно спрашивал: «Ой, а зачем вам столько швабр?» В помощники обычно давали студентов, которые проходили послушания. Если на послушание приходили студенты дневного отделения, то количество задач увеличивалось, потому что их большая часть – сущие дети: многие не знали, как в руках держать молоток, и приходилось их учить, как вбивать гвозди. Но были и надежные помощники: много лет в подготовке выставок мне помогали два студента богословского факультета – Александр Черняк и Дмитрий Гапоненко, которым я очень за это благодарна. Со временем в помощь стали присылать рабочих из нашего хозяйственного управления, стало легче. Потом нам дали новое статусное место для проведения выставок – Зал Церковных Соборов в храме Христа Спасителя. Это было гораздо труднее: было много организационных и технических ограничений, которые приходилось соблюдать – МГУ по сравнению с новым местом казался уже родным домом.
Одна из самых сложных выставок первых лет – в Государственном Кремлевском Дворце. Выставка буквально висела на волоске, потому что нам было столько поставлено условий, что мы со своим грузовиком, наполненным иконами, послушниками и «швабрами» долго не могли попасть внутрь, не говоря уже об условиях размещения выставки в здании. И это было удивительно, что все прошло благополучно, начиная с нашего ночного проезда на грузовике на территорию Кремля через Боровицкие ворота и заканчивая самой выставкой. Но, несмотря на трудности, была и радость от того впечатления, которое выставки производили на окружающих, узнававших через это о нашем институте.
Памятные пятилетия
Почему-то жизнь университета в памяти представляется пятилетиями… Может быть, потому, что к каждому маленькому юбилею мы готовились в авральном режиме. К 5-летию готовили к освящению боковые приделы в Троицком храме – тогда его нам как раз передали; это было потрясающе – видеть, как пустой храм постепенно преображается. К 10-летию ПСТГУ мы сделали главный иконостас в Троицком храме и подготовили книгу об университете, причем 90% фотографий для нее мне пришлось делать самой. К 15-летию мы готовили выставку в храме Христа Спасителя, факультетский альбом «Искусство Церкви», учебник Э. С. Смирновой и В. Д. Сарабьянова «История древнерусской живописи» и очередной выпуск сборника «Искусство христианского мира».
Отец Александр Салтыков считал, что факультету обязательно, несмотря на трудности, нужно издавать собственный научный сборник. Помню, что первый сборник «Искусство христианского мира» 1996 года был еще в мягкой обложке, мы сверстали его за одну ночь. С каждым выпуском были незабываемые приключения. Например, весь тираж 4-го выпуска, который нам неудачно напечатали (впервые в твердой обложке ядовито-голубого цвета) в странной типографии в Подольске, пришлось нам вдвоем с Владимиром Савочкиным, старостой храма Воскресения в Кадашах, самим забирать со склада: я ловила летящие сверху пачки, он грузил их в машину. Последующие сборники стали гораздо лучше. Последний, 15-й выпуск сборника мы подготовили к 80-летию дорогого отца декана.
Из жизни начинающего преподавателя
На стезю преподавания меня вывел отец Геннадий Егоров, предложив стать интернет-преподавателем иконоведения на факультете дополнительного образования ПСТГУ. Полноценное очное преподавание в моей жизни появилось уже после защиты диссертации в 2013 году, и сейчас я веду некоторые дисциплины нашей магистратуры. Но первый опыт очных лекций был связан с периодом, когда у университета были в разных городах центры дистанционного обучения (ЦДО, условно их называли «филиалами»).
Так получилось, что мне пришлось поехать в командировку в Уфу – нужно было прочитать установочную лекцию по иконоведению студентам заочного обучения в местном центре дистанционного обучения. Поездка очень памятная. Я написала себе конспект лекций по иконоведению, но, когда мы уже были в поезде, я вдруг с ужасом осознала, что забыла все свои конспекты на столе в деканате. Опыта вживую читать лекции у меня тогда не было, поэтому я мучительно думала и переживала, как же я справлюсь. Выручила ехавшая со мной преподаватель патрологии Наталья Геннадьевна Головнина. Она, видя мое расстроенное состояние, говорит: «Дина, факс! Ты знаешь слово «факс»?» Это действительно стало выходом из затруднительного положения: я позвонила в наш деканат, и на другой день после приезда в Уфу наш секретарь отправила в местное епархиальное управление мои конспекты факсом. Но пока я не получила текст на руки, пришлось поволноваться.
По приезде нас поселили в епархиальный дом, довольно большое каменное здание – там был большой холл, в который выходили большие учебные аудитории и комнаты для проживания гостей. Рано утром мы с зубными щетками и полотенцами пошли умываться. Идти нужно было через холл, но, к нашему ужасу, весь этот холл оказался заполнен студентами-священниками, которые в большом волнении ждали преподавателей Свято-Тихоновского из Москвы… Мы, конечно, постарались быстро и незаметно проскользнуть туда и обратно, но кто-то из студентов нас все же заметил и попытался изящно поклониться.
К моменту, когда мы разошлись по аудиториям и нужно было начинать лекцию, факс с моими конспектами еще не пришел. И наконец, в тот момент, когда студенты помолились и расселись, в класс вошел секретарь управления и торжественно передал мне огромный свиток – факс с моими конспектами! Это было очень эффектное начало занятия. Я так и читала лекцию, постепенно разворачивая свой свиток и поглядывая в него. По милости Божией все прошло хорошо и доброжелательно; мои первые очные студенты оказались очень благодарными слушателями.
Лихов
Есть ощущение, что за эти десятилетия сменилось несколько эпох. В прошлом остались факультетские эпопеи с росписями храма Живоначальной Троицы в Вишняковском переулке, участие наших монументалистов в росписях Храма Христа Спасителя. Росписи нашего Главного здания в Лиховом переулке – это, можно сказать, уже новейшая история, и я очень благодарна отцу Владимиру, что он меня включил в состав худсовета. В 2014 году, на последнем этапе перед освящением здания, худсовет с участием отца ректора и отца Александра Салтыкова собирался каждую неделю – это было чрезвычайно интересно. Безусловно, возвращение Церкви и возрождение этого уникального священного здания является великим свершением. Я даже в нескольких странах делала об этом доклады. Например, когда выступала в своей любимой Сербии, отметила, что в городе Ниш в начале ХХ века собирались построить сходный по архитектуре Епархиальный дом. Это было связано с общей для того времени тенденцией – интересом к архитектуре историзма.
«Надо иметь свой интерес в науке»
Однажды мой добрый друг Андрей Леонидович Баталов, с которым мы работали в отделе у А. С. Щенкова, видя мое загнанное состояние, говорит: «Дина, Вам нужна своя тема». Когда я попыталась отмахнуться: «Какая тема, я тут зашиваюсь с выставками и прочими делами», – он сказал твердо: «Надо иметь свой интерес в науке». Он предложил мне тему об архитектуре русских монастырей конца XIX – начала XX веков, которые создавались по благословению святых подвижников: праведного отца Иоанна Кронштадского, матушки Фамари (Марджановой) и других. Известный архивист Леонид Романович Вайнтрауб сделал мне протекцию в архивы Петербурга, и благодаря его помощи мне удалось пообщаться с замечательными питерскими архивистами, поработать в Российском государственном историческом архиве (РГИА). Предложенная тема меня вначале очень захватила, удалось набрать много материалов, хотя мне было не вполне понятно, как я смогу выполнить эту работу.
В сентябре 2005 года я случайно узнала, что собирается экскурсионная группа в Сербию и Македонию. Организатор поездки попросила меня узнать, не хочет ли кто-то из прихода отца Александра Салтыкова занять одно вакантное место в группе. Когда я спросила об этом у отца Александра, он сказал: «Дина, это надо тебе». Я совсем не хотела туда ехать, начала отнекивалась – мол, нет денег и в отпуске я уже была, но он огорчился и очень серьезно сказал: «Ты знаешь, Дина, я тебе, конечно, не духовник, но я тебя благословляю, это именно тебе надо». Это произвело на меня сильное впечатление и, спросив благословения у отца Владимира, я поехала, и эта поездка, действительно, определила всё. Это был настоящий шок во всех смыслах – духовном, профессиональном, архитектурном. Такого искусства вживую я никогда в жизни не видела. Постоянно вспоминала лекции Ольги Сигизмундовны Поповой, которая говорила, что именно в этих странах лучше всего сохранилось византийское искусство. Здесь я и поняла, что мне нужна другая научная тема, и занялась изучением пограничной культуры – сочетанием западных и византийских влияний в архитектуре тех регионов, где проходила граница восточной и западной частей Византийской империи. По возвращении из первой поездки по просьбе отца Александра я написала в его приходской журнал «Мир Божий» воспоминания об этом путешествии. Дневник получился очень длинный, так что был опубликован в двух номерах.
Моя первая сербская любовь – маленькая церковь в селе Донья Каменица, на границе Сербии и Болгарии. В ее архитектуре, как в капле воды, отразился тот самый синтез восточных и западных черт – с западной стороны романский вестверк, двухбашенный фасад, а с востока – традиционный византийский купольный четверик. Внутри храма сохранились прекрасные византийские фрески. Первую свою статью, при написании которой меня консультировал В. Д. Сарабьянов, я посвятила фрескам этой церкви. В 2006 году мы осуществили такую поездку с В. Д. Сарабьяновым и его семьей, а также с Екатериной Шеко и ее ученицами. В 2007 году наша группа включала уже 20 человек, поехали многие наши преподаватели – искусствоведы, иконописцы, монументалисты, реставраторы – это была большая и трудная поездка, с посещением Косова.
Самое прекрасное в этой истории, что тут все соединилось – и научный интерес возник, и любовь к месту. Балканский регион проник в мое сердце, я безгранично полюбила эту культуру. Постепенно выучила сербский язык и объездила все страны, на которые распалась бывшая Югославия, а также другие европейские страны, что было необходимо для получения общей картины развития раннехристианской и средневековой архитектуры на границе Востока и Запада. Познакомилась со многими сербскими учеными, а также специалистами из других стран, с которыми мы часто встречались и общались на различных научных конференциях. Более всего мне помог своими консультациями профессор Белградского университета Бранислав Тодич, которому я безмерно благодарна. В 2013 году я защитила кандидатскую диссертацию в Государственном институте искусствознания. После защиты диссертации в Издательстве нашего университета вышла моя монография «На границе между Востоком и Западом. Средневековая архитектура Сербии, Далмации, Истрии» и два учебных пособия – по средневековой архитектуре Сербии и по раннехристианской и раннесредневековой архитектуре Европы.
Каждый год я участвую в симпозиуме «Ниш и Византия», который проводится в сербском городе Ниш (античный Наиссус) – на родине святого равноапостольного императора Константина Великого, в дни его памяти 3–5 июня. Там я всегда выступаю и публикую статьи в ежегодном сборнике на сербском языке. Всего накопилось более 40 научных публикаций.
Эпилог
Всегда благодарю Бога, даровавшего мне радость веры, счастье церковной жизни, великих духовных наставников, наш любимый храм и родную общину, возможность потрудиться для Церкви и даже для своего научного интереса. Но тогда, 32 года назад, я искала только Истину… Всё остальное приложилось… Слава Богу за всё!
Текст подготовлен А.А. Вороновой и редакцией сайта ПСТГУ
Подписаться на Телеграм-канал ПСТГУ
[1] Ныне Научно-исследовательский институт теории и истории архитектуры и градостроительства (НИИТИАГ) ↩
[2] Сейчас профессор, доктор архитектуры А.С. Щенков трудится на кафедре истории и теории христианского искусства ФЦХ ПСТГУ. ↩
Ариадна Александровна Воронова
