На очередном заседании семинара, состоявшемся 29 сентября 2020 года, А. В. Серебренников (ПСТГУ, НИУ ВШЭ) представил свои переводы поэтических текстов Англии, Шотландии и Испании XV в. Докладчик показал, что перевод поэзии Средневековья сопряжен с еще большими трудностями, чем поэтический перевод в целом. (Расшифровка доклада и дискуссии.)
А.В. Серебренников "Что сердце хочет, тело совершит"
Хотел бы пояснить, что представляет собой этот доклад: это доклад смешанного жанра, т.к. он отталкивается не от теории, а от практики. От текстов разных средневековых литератур - соответственно, здесь у нас Англия, Шотландия и Испания. Причем, Англия представлена текстами как на среднеанглийском, так и на старофранцузском языках, точнее, на той его вариации, которая была распространена в Англии где-то до конца 15-го века, на так называемом англо-нормандском языке.
Скажу банальность: авторы 14-15-го века писали не для нас с вами, они писали для своих современников. Ну или, соответственно, также для вечности, для Бога и т.д., но это отдельный вопрос. В целом, они отражали тот или иной уровень литературного развития, тот или иной стиль и, скажем так, тот или иной жанр. И естественно, передача этих текстов порой бывает довольно трудна. Почему? За счет этой временной и культурной дистанции. В этих текстах возникают определенные реалии, определенные аллюзии - литературные, библейские, исторические и т.д., которые нам без определенной подготовки попросту непонятны.
Опять же, там возникает ряд таких "вечных", "проклятых" вопросов перевода: как передавать те или иные вещи? Помните, как Пушкин сетовал, что "панталоны, фрак, жилет - всех этих слов на русском нет"? Мы дальше узнаем, что на русском нет еще кое-каких слов - например, деталей средневекового доспеха, что во втором из наших текстов будет особенно актуально.
И в результате мы посмотрим, как порой приходится изобретать определенные вещи для передачи тех или иных особенностей этих текстов.
Начнем с одного из самых ясных и простых и одновременно самых интригующих. Автор этого текста поэт Джон Гауэр. Этот поэт примечателен тем, что его современник, Джеффри Чосер, был первым великим поэтом, писавшим на английском языке, а Джон Гауэр был последним великим поэтом, писавшим на французском языке в Англии. На нем традиция франкоязычной литературы в Англии заканчивается. Я не буду напоминать, что когда-то Англия и Франция – по крайней мере их культурная и феодальная элита –разговаривали на одном и том же старофранцузском языке. Но все-таки не на одном и том же – старофранцузский язык в Англии изначально имел свои особенности, связанные с тем, что ориентировался по понятным историческим причинам на нормандскую норму - т.е. там есть ряд характерных именно нормандских диалектных особенностей. И в результате до какого-то момента он представлял со старофранцузской литературой единый континуум. Все мы помним Марию Французскую, которая жила в Англии и т.д. Но Джон Гауэр был завершителем этой традиции; ему принадлежат произведения и на английском, и на французском, и на латыни.
И эта баллада - из его сборника так называемых «Пятидесяти баллад». Это последний крупный памятник старофранцузской лирики, созданной в Англии. Эта баллада, как вы уже успели заметить, посвящена дню святого Валентина. Сразу должен заметить, что Гауэр был современником возникновения этой традиции. Есть такая вполне доказанная теория, что день святого Валентина в виде, близком к современному, придумал Джеффри Чосер с помощью поэмы "Птичий парламент", в которой описывается, как в день святого Валентина все птицы в лесу собираются, и каждая избирает себе пару. Сразу возникают эти три темы: святой Валентин, птицы и любовь. Причем Чосер, он немножечко смошенничал, потому что 14 февраля в то время весна еще не наступала. Климатологи благополучно посчитали, что 14-го февраля тогда было немного теплее, чем сейчас, но не настолько, чтобы это было днем начала весны. И тем не менее Чосер это подгадал под день королевской свадьбы. И в результате возникла эта традиция. Стихи, где возникают святой Валентин, птицы и любовь, есть у Чосера, есть у Гауэра, есть у их современника Карла Орлеанского. Соответственно, середина 14-го века - это то время, когда возникает эта традиция. Я нашел некий визуальный прототип - здесь, правда, вместо святого Валентина еще Амор - персонификация любви, восседающий на престоле, но тут присутствует уже и пара птиц, и пара влюбленных. И просто Амор был вытеснен фигурой святого Валентина.
Какие здесь есть механизмы - механизмы создания образов, механизмы создания определенного стиля? Прежде все, это тема птиц - возлюбленных и возлюбленных - птиц. По форме это вполне классическая старофранцузская баллада, всего на две рифмы в данном случае. И здесь с самого начала задается эта тема - день святого Валентина, и святой Валентин уже как персонификация любви, замещающий Амора и дающий приказ всем этим птицам избрать себе возлюбленного или возлюбленную, избрать себе пару. И здесь сквозным рефреном является эта строка, которую я вынес в заглавие семинара "Что сердце хочет, тело совершит". Дословно "там, где сердце" или "там, где есть сердце, тело должно подчиняться".
Здесь в первой строфе баллады как бы введение в суть материи: день святого Валентина, птицы избирают себе пару, людям следует поступать соответственно; далее непосредственно обращение к возлюбленной; и в третьей строфе возникает очень важное - в дословном переводе "пусть помнится всегда то происшествие, бывшее с Алкионой и Кеиком". Внимание, вопрос: кто такие Кеик и Алкиона? Это персонажи древнегреческой мифологии - есть разные версии этого мифа, но суть в том, что оба этих персонажа - и царь Кеик и его возлюбленная Алкиона - были превращены в птиц. По одному варианту мифа оба обращены в зимородков - потому, собственно, научное название зимородка "хальциона" (Halcyona); по другому варианту мифа в зимородка была превращена только Алкиона, а Кеик в чайку. В общем, тема птиц и превращения в них.
В результате поэт нам и говорит, что "мое желание было бы ровно таким же" или в моем переводе: «И чуду я желаю повторенья». Соответственно, внимание, вопрос: откуда наш поэт знал этот миф? Ну он, конечно же, знал его из "Метаморфоз" Овидия. Точнее говоря, из так называемого "Морализованного Овидия", из французского перевода 14-го века, где "Метаморфозы" были, во-первых, изложены прозой, во-вторых, прокомментированы в должном (откуда и название) моралистическом духе, где соответственно пояснялось все это аллегорически; объяснялись там нравственные истины, по мнению средневековых комментаторов заключенные в античном мифе. И, разумеется, оттуда возникает этот образ, совершенно понятный эрудированному читателю Джона Гауэра, но требующий комментария теперь. Ну и, разумеется, эта трансформация человека в птицу и птицы в человека, объединенный темой любви образ святого Валентина - это такая характерная особенность этого текста. Причем, как я уже говорил, таких текстов сохранилось не так уж мало. То есть именно эта тема со святым Валентином и птицами была сравнительно широко распространена.
Перейдем к самому трудному тексту из имеющихся у нас. Этот текст, по моему мнению, самый незаслуженно малоизвестный текст на старофранцузском языке, заслуживающий много больше критического внимания, чем заслужил до сих пор. Автор его - Николь Бозон, тоже англичанин. О нем мы знаем меньше, чем о Джоне Гауэре. Сведения о нем исчерпываются теми сведениями, которые сообщает он сам, и которые содержатся в рукописях, вмещающих его тексты. Он практически всюду упоминается как "Nicole Вozon de l'ordre des frères mineurs", т.е. он был монахом-францисканцем, точнее даже монахом-миноритом, живущим не в миру, а в монастыре. По его сочинениям можно заключить, что он жил где-то на севере Англии, что он, судя по всему, но это не точно, учился в Оксфордском университете, существовавшем на тот момент. В его сочинении очень много весьма изысканных ученых аллюзий. Прежде всего, это разного рода аллегорические видения, проповеди, экземплы и т.д. Т.е. его наследие достаточно разнообразно. И среди них есть вот эта обширная аллегория. Причем, аллегория настолько же прозрачная для современника, насколько порой непрозрачная для наших современников.
В частности ваш покорный слуга испытывал ее на одном своем хорошем знакомом, образованном человеке, переводившем такого поэта как Джеральд Мэнли Хопкинс , где религиозной образности огромное количество. Но переводчик - человек, в целом, от религии весьма далекий. Я испытал на нем этот текст, и он сказал, что "здесь есть какая-то христианская аллегория". При том, что текст при расшифровке предельно прозрачен, его ясность высока. Но следует всегда смотреть какими средствами создается эта ясность. Она достаточно обманчива, потому что она создается виртуозными поэтическими средствами.
Данный текст распадается на три или на четыре части, более или менее ясных по своим аллюзиям, где-то более изощренных, где-то более прозрачных.
" Историю извольте послушать, господа,
О рыцаре, чью славу умножили года.
К его любезной даме нагрянула беда;
Он для ее спасенья пошел на смерть тогда.
Известно: эта дама – заблудшая душа.
Но витязь шел на подвиг не сразу, не спеша:
Пускай узнает дама, что, тяжко согреша,
Она в безумье впала, свой разум сокруша.
Ее страданьям долго чинил он попущенье,
Чтоб стало ей понятно греха отягощенье.
Заслышав зов на помощь, он даровал прощенье,
Тем более что даму сгубило обольщенье.
На выручку любимой он выступил в поход,
У всех его сражений победным был исход,
Где силу применял он, где – хитрость и расчет,
Он знал: в конце похода его страданье ждет".
Показываю перевод дословный. Здесь пока что я не очень отклонился от текста. В принципе, первые 4 строфы вполне прозрачны. То есть тут с самого начала автор нам помогает, сразу сказав, кто такая эта дама, которую рыцарь отправился спасать. И тут комментарий излишен. Причем он богословски корректно подчеркивает, рыцарь долго допускал мучения этой дамы, чтобы ей стало понятно, что она утратила. Но когда она позвала на помощь, он не замедлил прийти, тем более, что даму обманули, совратили. Ну, понятно кто. Понятно когда и зачем.
Затем наступает момент, когда прозрачная дотоле аллегория требует от нас бо'льшего усилия, большей эрудиции для того, чтобы понять, что происходит. Здесь, для большей ясности, потому что все детали очень нужны, буду цитировать дословный перевод.
"Был прекрасен рыцарь в этом испытании
За любовь к даме столь сурово израненный
В своих, увешанных занавесями покоях, его дама должна бы повесить щит с таким гербом
"Он несет серебристый щит с алыми узорами
Во главе щита корона острого терния
Белого цвета кайма, на которой 4 дорогих знака
А посредине поля изобильный источник крови (буквально "жилы, вены")"
Вопрос на засыпку: что должно было быть изображено на этом гербе? Как он мог бы выглядеть? Что он изображает на самом деле? Будем действовать детально. Есть такая изобразительная традиция, называемая "Arma Christi", орудия Страстей Христовых. И есть другая средневековая традиция так называемых "присвоенных гербов", т.е. гербов, сочиненных средневековыми герольдами post factum для исторических, библейских, мифологических лиц, у которых гербов, естественно, не было. Это была такая распространенная средневековая забава - не забава, упражнение - не упражнение. В общем, вот эти "les armes attribués", "attributed arms" по-английски - это была распространенная очень тема. Собственно, одна из таких попыток.
Такой знаменитый гербовник Вернигероде - памятник средневекового геральдического искусства с гербами практически всех европейских государств и некоторыми вымышленными гербами. Вот этот герб Христа изображает практически все "Arma Christi", практически все орудия Страстей: Крест, клещи, молот для забивания гвоздей, кости, в которые разыгрывали одежду, столб, у которого бичевали, даже петуха, при виде которого отрекся Пётр, губка и т.д. - все вместе. Это один из вариантов присвоенного герба Христа.
Но есть более близкий нашему тексту герб из одной английской Псалтири - собственно, "4 ценных знака" по краям герба - это 4 раны Христа. А "источник, полный крови" посредине - это сердце Христа, тоже пронзенное.
Вот еще одна вариация на ту же тему, уже из Испании - совсем позднее Средневековье, начало 16-го века. Посредине вот этот источник, 4 знака и щит, что характерно, серебряный, или, по крайней мере, какого-то такого цвета. То есть это описание щита отражает определенную существовавшую к тому моменту традицию, просто она у нас зафиксирована из сохранившихся источников немного позже.
Теперь совсем сложное:
"Высок и силён был тот конь, на которого он сел в тот день
Его шкура была покрыта 4-мя видами меха
Кипарис для тела, кедр для копыт, олива для крупа и пальма для долгой гривы"
- Что есть этот конь?
- Крест?
- Безусловно. По поводу толкование этих 4-х - у меня в переводе "Имел 4 масти, древес 4 вида" - мастей - общепринятого мне не встречалось. Есть разные толкование, но в целом все 4 этих дерева упоминаются в Библии, все имеют свои коннотации. Олива понятно, пальма ассоциировалась с вечностью, бессмертием и т.д., кипарис тоже имел такие коннотации - в общем, это 4 "благородных" породы дерева, упоминаемых как в Ветхом, так и в Новом Завете и имеющих вполне ясные религиозные коннотации, пусть и несколько общие. Иногда комментаторы приводят конкретные стихи из Библии, где они упоминаются. Но в целом породы дерева возникают тут неспроста.
Далее:
"На голове рыцарь носил шлем из кровавых локонов
Его кожаным доспехом была голая кожа, - извините за тавтологию, тут уже начинают кончаться термины, - во многих местах пронзенная
Кольчужная рубаха из страданий была вся расколота
А копьем, которое он держал в руке, было его божество" - в данном случае даже "божественная природа, божественность".
Тут возникает проблема. В русском языке начинает не хватать терминов. Соответственно, слово hauberk (в английском до сих пор существует) - вот это кольчужная рубаха, элемент доспеха средневекового рыцаря. Причем средневекового вот как раз на тот момент.
Я долго подбирал иллюстрацию, которая включала бы в себя все элементы доспеха - вот почти все на этой уместились. Вот вооружение и доспехи рыцаря где-то на момент создания этого текста, около 1290-го года. Вы видите, что доспех рыцаря состоял из такой вот ватной рубахи, на нее надевался кожаный доспех и только потом кольчуга. И шлем тоже надевался на такой кольчужный типа как капюшон. Также на ноги надевались такие вот элементы - они нам еще понадобятся. Пока что у нас вот это самое hauberk, которое я перевожу как "кольчуга".
По поводу кожаного доспеха - тут мне пришлось общаться с реконструкторами, которые посоветовали мне условный термин "чепрачный доспех". Чепрак - это тюркское слово, означающее кожу. Чепрак у нас в русском языке употребляется в основном как кожаная попона для коня - вот в их среде они предлагают такой условный термин "чепрачный доспех". Ну, "глас народа - глас Божий", этот термин я принял в качестве рабочей гипотезы для перевода.
Возвращаемся к тексту:
"Так был им побеждён тот, кто всех нас победил
А чтобы совершить это, он (подразумевается рыцарь) замаскировался, чтобы его не узнали
Ведь если бы враг узнал его, то ни за что бы не начал битву".
Опять же излюбленная средневековым богословием тема некоей "божественной хитрости" о том, как врага рода человеческого ловят на крючок человеческой природы Христа. Дьявол не знал, с кем имеет дело.
Как была достигнута эта хитрость? Опять же, продолжаем с дословным переводом, нам нужны все термины.
"Рыцарь поступил премудро: он забрал доспехи у одного из своих оруженосцев
Которого звали Адам. Повелел их поновить - ну, судя по всему, очистить, как-то там подремонтировать -
И велел одной деве облачить себя в них".
В оригинале - оруженосец bacheler в английском это knight bachelor - человек, еще не до конца как бы посвященный в рыцари и занимающийся тем, что подносит оружие тому, кто уже полностью посвящен.
Дальше можно и в поэтическом переводе - тут я перевожу практически дословно:
"В покои к этой деве спустился рыцарь властно,
Ведь не было на свете другой такой прекрасной,
Вошел он к деве тихо, беззвучно и безгласно,
Лишь ей единой тайну открывши безопасно".
И теперь один из самых трудных моментов - посмотрим, как это будет в переводе поэтическом - насколько мне это удалось или не удалось:
"И рыцаря та дева всего вооружила,
Заемные доспехи из плоти возложила:
Рубаха – не из ваты, видны в ней кровь и жилы;
Налядвенником голень воителю служила;
Для ног сухие мышцы как поножи готовы,
А кости – для доспеха телесного основа,
А кожа – надоспешник, на ощупь – что шелковый,
Для жилок и сосудов прекрасней нет покрова".
В дословном переводе:
"Дева облачила его в чужие доспехи
Чистым белым телом была его набивная рубаха - та самая, которую я показывал на иллюстрации, самый нижний элемент рыцарского доспеха -
Набитая не шёлком и не ватой, а кровью
А в качестве поножей и налядвенников
Дала ему пах и бедра".
Соответственно, налядвенник - это тоже условный термин, употребляющийся в реконструкции. Элемент, надевающийся на лядвеи, т.е. бедра.
Дальше:
"Вместо кольчужных поножей она дала ему сухожилия
А вместо латных - хорошо прилегающие кости
Всё покрывал шелковый гамбезон из кожи
Всюду стянутый жилами".
Вы видите, что на ногах несколько слоев доспехов, у нас не хватает терминов для всех этих разновидностей поножей. Гамбезон - это кожаная рубаха, которая надевается поверх ватной, а поверх нее надевается кольчуга. В оригинале quyssers, mustelers, вот у нас этот самый gambeson, вот эти chauces de fer - эти кольчужные поножи и plates, т.е. уже латные поножи. Опять же, "всех этих слов на русском нет". Приходится либо создавать все эти термины ad hoc, либо заимствовать еще более условные термины из реконструкторского языка, либо переводить описательно. Ну так вот, с доспехами закончили.
Дальше, кроме последней строки, у меня переведено достаточно близко к тексту:
"Облекшися в доспехи, покинул он покои.
Сразиться жаждет витязь, скорее ищет боя;
И супостат коварный тут выступил из строя,
В противнике своем он не опознал героя.
Завидел враг доспехи, издал он злобный смех;
Христос дал супостату сражаться без помех.
Оружие отбросив, даря врагу успех,
Обрек себя на гибель – и этим спас нас всех".
Далее я позволил себе определенные вольности, т.е. эксплицирование аллюзий. Дело в том, что дальше он оставил доспехи прибитыми к дереву и бросился в бой как истинный воин. Он нашел свою даму в тяжком плену и забрал с собой к спасению. Здесь я не мог устоять чтобы немного не разъяснить аллюзию.
Внимание, вопрос: кто помнит, что изначально такое трофей? Как оно выглядело это сооружение? Трофей у древних римлян изначально - это столб, который ставился на месте одержанной победы. На него вешались доспехи и на доспехах иногда даже кровью писали посвятительные надписи богам. К подножию этого трофея складывалась военная добыча, откуда и современное значение этого слова.
Внимание, вопрос: почему я тут вставил этот трофей? Потому что вешание доспехов на дерево - важно, что доспехов и важно, что на дерево - откуда это мог знать наш монах - ну собственно из одного из ключевых текстов средневекового интеллектуального космоса - из "Энеиды", где присутствуют соответствующие сцены. По моей скоромной переводческой гипотезе - помимо того, что доспехи - это Тело, а дерево - это Крест - здесь есть еще аллюзия на "Энеиду" - напоминаю, что персонажи "Энеиды" воспринимались тогда как вполне себе средневековые рыцари. Ну вот собственно интерпретация этого эпизода с сооружением трофея с точки зрения средневекового иллюстратора.
Видите здесь элементы доспеха, правда, уже 15-го столетия, а не 14-го развешены на дереве.
"Выломал ворота у вражьих крепостей" - это я немного эксплицировал аллюзию на сошествие во ад.
Можно выдохнуть - самый трудный текст, самый богатый аллюзиями мы миновали. Как видите, он потребовал от меня самых значительных усилий по прояснению тех или иных моментов, которые, опять же, были довольно прозрачны для того, кто читал этот текст 700 лет назад, но сейчас эти слои от нас ускользают. Не все они в равной мере были воспроизведены в переводе. Чем-то приходилось жертвовать, что-то наоборот делать более обтекаемым, что-то наоборот делать более ясным. Удалось мне это или нет - обсудим позже.
Перейдем к еще одному тексту, который использует метафору военную, метафору рыцарского боя для чего-то еще. Это текст, пожалуй, самого известного поэта в нашей подборке - это Хорхе Манрике, крупнейший испанский поэт позднего Средневековья. Причем сам бывший рыцарем, участвовавший в феодальных войнах и погибший от тяжелой раны при осаде замка, что для этого текста оказывается существенным.
Текст называется "Лестница любви", точнее даже "escala" - это штурмовая лестница. Здесь используется любимый Средневековьем образ аллегорического замка любви. Но очень характерно, что в дошедшем до нас изобразительном материале замок защищают дамы, а осаждают рыцари. Вот, например, миниатюра, либо французская, либо английская середины 14-го века с изображением замка любви. Вот очень известный образец - видите, слоновая кость тоже с изображением этого сюжета, тоже Франция, 14 век. Но они почти все оттуда, откуда-то оттуда пошла эта традиция. Вот опять мы видим, что дамы обороняют замок, рыцари штурмуют.
Вот знаменитая шкатулка из музея Метрополитен, тоже с изображением этого сюжета - рыцарь лезет по штурмовой лестнице, дамы бросают в него цветами.
У Манрике трактовка этого сюжета дана с точностью наоборот. Замком любви оказывается его сознание, его разум, который подвергается атаке.
"Когда печальной дремотой
Сознанье мое терзалось,
У стен моего оплота
Лестница показалась.
Взошли на ее ступени
Краса и учтивость ваши,
И мне нанесли раненье,
Повергли мой ум угасший.
Забыв от отваге бранной,
Чувства бегут врассыпную,
Ибо тяжкую рану
Смерть им наносит, бичуя.
Свобода моя в плену,
В вашей она темнице;
Узнал я радость одну –
Что жизнь ее сохранится.
Меня обманули очи,
Они свершили измену,
Были они охочи
Врага допустить на стену;
Были они часовыми,
Но, не смутясь нимало
Боем, кипевшим пред ними,
Не подали мне сигнала.
Враги, чьи мысли недобры,
Видя, что крепость – в их власти,
Мне отворили ребра;
Туда же ворвались страсти,
И твердость мою забрали,
И сердце мое схватили,
И чувства мои украли,
Меня ж самого отпустили.
Измену очи свершили;
Так подло меня предать –
Лишь вас увидев, решили
Вам сердце мое продать!
Они от измены столь ясной
Приходят в такой восторг,
Что жизнью моей несчастной
Скоро вести будут торг.
И зло, что они сотворили,
Ничем нельзя оправдать:
Лишь вас увидев, решили
Вам сердце мое продать!".
У меня вышло более или менее близко к тексту. Но тут, конечно, следует держать в голове, что лестница - это не просто лестница, а лестница, с помощью которой штурмуют замок - как видим особенно вот на этой картине.
У Хорхе Манрике упоминаются вполне конкретные термины из военной области. que el atalaya tenían - они были на страже, они стояли часовыми.
По поводу сигнала - в оригинале ahumada - это от слова humo (дым) - это сигнал, подаваемый дымом. Зажигается костер, дозорный видит дым, зажигает другой костер - так до тех пор, пока сигналы не дойдут. Соответственно, под сигналом здесь имеется в виду именно ahumada, дымный сигнал. Но, к сожалению, на русском этого слова тоже нет, нет одного слова. Приходится переводить просто "сигнал". Как видите, такая военная метафора на этот раз из области осадного дела здесь выдержана до конца. Разум поэта уподобляется замку, который штурмует любовь, а его глаза, которые эту даму увидели, должны были быть часовыми, но они оказались предателями, потому что с первого взгляда решили продать ей вот этот вот замок, который должны были охранять.
Далее мы переходим к образцу, скажем так, словесной игры, которая, на наше счастье, очень хорошо переводима. Тут то, что слово "совесть" было у нас так же калькировано как и на Западе с греческого, нас очень сильно выручает.
Гэвин Дуглас был видный представитель среднешотландской литературы. Он был епископом, очень крупным церковным деятелем своего времени, ну и заодно одним из крупнейших интеллектуалов. Он был автором перевода "Энеиды", выдающийся сын своего времени, у него есть ряд аллегорических поэм, но вот коротких стихотворений не так много.
Среди прочих, сохранилось сатирическое стихотворение "Совесть". По поводу среднешотландского - речь идет о языке, который у нас до сих пор по старой памяти называется англо-шотландским, т.е. Scots. Тот вариант английского языка, который развился в Шотландии параллельно даже английской литературной норме. Называть его диалектом не совсем правильно, потому что Scots сам внутри себя подразделяется на диалекты, причем очень явные. Соответственно, среднешотландский, Middle Scots - это очень характерный этап в истории этого языка.
Сразу нужно сказать, что Middle Scots - Middle English - они практически обратнопонятны, т.е. это ощутительно разные литературные нормы и разные произносительные, но в целом они расходились не настолько. Другое дело, что есть свои характерные особенности, но в целом текст вполне поддается расшифровке, несмотря на то, что орфография иногда может немножко пугать относительно современного английского языка.
"Младая Церковь праведной была,
И были совершенными прелаты;
И Совесть мудрых клириков вела,
Ей были предстоятели богаты.
Решили вдруг, что платье мешковато,
От Совести одежда тяжела;
Пусть лучше будет впредь она мала.
Отрезав «Со» от Совести долой,
Они наедине остались с Вестью,
Но удержались во чреде былой,
Хоть предпочли ученость благочестью.
Решили вдруг почесть Познанье лестью,
А Мудрость – затянувшейся потехой,
И «В» у Вести сделалось помехой.
Вот так оторвалось от Вести «В»,
И только «Есть» осталось, слог единый.
Была Еденья пища в плутовстве,
Богатство умножалось даровщиной;
И Весть, и Совесть были в ту годину
Развращены соблазном благ земных,
И в грех облекся иерей и мних.
Ты ненасытно, Есть! Ты хладный лед,
Людей ты подчиняешь безвозбранно:
Учителя Иуда продает
И Симон в Церкви властвует обманно;
Ты Истину морочишь неустанно.
Сгинь, мерзкий гад, исчезни, лживый бес!
Пошли нам Совесть, Господи, с небес".
Собственно, в чем особенность этого текста? В дроблении слова "совесть". Как я уже сказал, на наше счастье, нам ничего не надо изобретать. Мы можем сделать нечто подобное без особой потери смысла. Единственное, у нас "весть" в современном языке меньше ассоциируется со знанием, с наукой и т.д., но, в принципе, это работает. Мне пришлось немного эксплицировать эту тему.
И мы находимся в более интересном положении с последним этапом. Почему? Вот это слово "ens", про которое Дуглас пишет, что якобы "в нашем языке оно означает хитрость, а также богатство и скарб, от которых бежит благодать" - ни в каком другом источнике это слово не зафиксировано, это гапакс.. Соответственно, есть самые разные интерпретации поводу того, что это призвано означать. Есть попытки истолковать "ens" через латынь, через " ēnsis " - меч. Либо, опять же, по поводу "есть" через стяжение "edēns" "едящий". В переводе мне пришлось развернуть в сторону "мирских благ", эксплицировать именно эту сторону того, что критикует наш автор, напоминаю, все-таки католический епископ.
Опять же, обратите внимание, что совесть уподобляется одеянию, в оригинале "habite", монашеское платье, собственно говоря.
Главный камень преткновения в этом тексте - какой церковной терминологией пользоваться. Есть мнение, что славянизмы в этой области меняют конфессиональную природу текста. С другой стороны, мы должны как-то текст архаизировать, мы должны эти церковные коннотации через что-то передать. Я, как правило, употребляю смешанный подход, в результате чего у меня прелаты благополучно соседствуют, например, с иереями или с предстоятелями. Подход рискованный, но мне кажется, что в таком направлении следует действовать.
Последний текст, который был вынесен в анонс, текст про Адвент. Автор его Джеймс Райман про которого не известно практически ничего, кроме того, что он был монахом, оставил после себя какое-то количество рукописей, которые долгое время изучались только как памятник шропширского диалекта среднеанглийского, но не как чисто поэтические сочинения. Только в самые последние годы этим автором заинтересовались. Причем по поводу этого текста есть разные гипотезы о функции, которую он выполнял. Есть даже предположения, что он предназначался для исполнения в некоем рождественском действе или, скажем, каком-то парадном шествии.
Мы знаем эту средневековую тему про "битву поста с карнавалом", но здесь вместо Великого поста фигурирует Адвент, т.е. Рождественский пост.
По поводу перевода этого текста. Был в свое время такой замечательный переводчик Сергей Владимирович Петров. Когда он переводил сборник стихов Рильке, носящий название "Адвент", у него была совершенно хулиганская идея перевода этого самого слова. "Филипповки". Собственно да, народное название Филиппова поста, предшествующего Рождеству. Но от этой радикальной идеи он все-таки отказался, оставив Адвент.
Я тоже с самого начала был вынужден отказаться от подобного хулиганства. Лучше, к вопросу о переводе и на конфессиональной терминологии, мне показалось, что лучше поставить сноску, чем так радикально текст доместицировать.
Далее. Какова еще его особенность. Мне пришлось немного отклониться от прямого смысла, потому что рефрен должен рифмоваться с последней латинской строкой. Причем в среднеанглийской лирической поэзии это очень распространенный прием с латинским рефреном. Ударение в нем должно падать на последний слог, как бы на французский манер. Поэтому in ortu regis omnium приходится читать, вот эту рифму мне пришлось как-то сохранять и как-то выкручиваться с рефреном.
Что здесь примечательно и что необходимо прокомментировать. Вот этот причудливо звучащий для русского уха Boughton Bleanе - это реально существующее селение где-то рядом с Кентербери. Почему оно здесь фигурирует, почему Адвенту нужно срочно убраться туда - не вполне ясно. Но есть предположение, что там размещался какой-нибудь монастырь, который досадил автору сего произведения.
Какая тема здесь еще интересна - таинственная связь между Адвентом и Великим постом. Вот в этой строфе про рыцарство - в оригинале буквально говорится следующее:
"Тебе нельзя жить ни у рыцаря, ни у оруженосца
Из-за них тебе лежать в грязи - они ведь не любят ни тебя, ни твоего господина, точнее, сюзерена - Великий пост".
Здесь Адвент мыслится как некий вассал Великого поста. И подразумевается, что если рыцари не оказывают никакого почтения Великому посту, то, естественно, никакого почтения Адвенту они тоже оказывать не будут.
Здесь опять же фигурирует традиционная средневековая тема трех сословий. Перечисляется сначала, вот говорится "не суйся ни в одно сословье, такое ставим мы условье". Сначала перечисляется рыцарское сословие, затем на втором месте оказывается крестьянское, и делается логичный выбор, что кто-то должен еще и работать. И в конце - опять же, что говорится в оригинале - я немного более экспрессивно, но в оригинале сказано следующее:
"Хотя тебе можно жить с монахом и братом, - ну то есть францисканцем, у нас нет, к сожалению, этой оппозиции между moine и frère - соответственно, монах, живущий в монастыре и монах, живущий в миру - у нас нет соответствующей терминологии, - каноником и монахиней один раз в год, нас ты должен веселить побольше этого". Как видите, мне пришлось какие-то детали опустить и немного более экспрессивно выразиться, что, надеюсь, оправдывается такой вот шутливой природой этого текста.
Интересно, что этот текст - такое интересное пособие по среднеанглийскому кухонному быту. Здесь перечисляется постная пища, дозволенная в Адвент, и обратите внимание сколько тут рыбы и морепродуктов. В этом смысле текст является сам по себе интересным историческим источником по поводу того, какая пища дозволялась в Рождественский пост в средневековой Англии 15-го века. Также там упоминается хлеб и пиво. То есть пиво, как видите, в пост тоже дозволялось.
Примечательно, что этот текст был написан в среде духовенства, монахом Джеймсом Райманом.
Текст здесь на среднеанглийском языке. Пожалуй, лучшее определение среднеанглийского языка (в одном пособии для носителей английского) - это иностранный язык, который вы уже знаете. То есть это язык с другими правилами произношения и т.д., но в целом понятный, особенно если привыкнуть к орфографии. Здесь нет никаких слов, требующих комментария. Разве что надо иметь в виду, что muskilles это mussels мидии.
Какой из всего сказанного следует вывод? Такой, что вывода никакого не следует. Есть определенные проблемы при переводе средневековых текстов, есть определенные сложности, которые нужно как-то решать. При этом отмычки, подходящей ко всем замкам, здесь нет. К каждому случаю нужно приноравливаться, пытаться находить какие-то эквиваленты. Специфика еще в том, что мы занимаемся не дословным, не научным переводом, где мы обязаны четко следовать и за синтаксисом, грамматикой и т.д. текста. Мы должны в результате всех наших упражнений создать текст поэтический, который можно читать и который звучит.
И, конечно, будучи связанными еще и формальными требованиями - а вы, наверное, заметили, что очень редкий текст совсем прост по форме, здесь зачастую требуются либо четверные ряды рифм, либо баллада на две рифмы, это накладывает дополнительные ограничения. И постоянная переводческая дилемма - ближе к тексту или больше свободы; ближе к оригиналу, эпохе - ближе к современнику. Наверное, какие-то вещи невозможно передать, не ставя сноску, не ставя комментарий. Я, кстати говоря, являюсь ярым сторонником комментирования всего на свете. Есть ряд вещей, где просто не обойтись без того, чтобы их откомментировать, есть ряд смыслов, которые мы просто физически не можем передать либо из-за отсутствия нужных слов, либо из-за того, что контекст уже немного потерян. Поэтому это приходится либо эксплицировать в переводе, либо разъяснять в комментарии.
Дискуссия
1
- Бывало ли такое, что настолько сложно найти какую-то информацию, что приходилось оставлять перевод?
- Не без этого. В какой-то момент (и не раз) мне приходилось себя останавливать, потому что без комментария текст становился совершенно непонятным. И я предпочитал останавливаться работать над переводом, а не "делать отсебятину". В частности это было при переводе одной среднешотландской анонимной поэмы, которая сама по себе очень трудна. То есть там большое количество аллюзий, которые до сих пор не расшифрованы. Я в этом тексте изначально вообще почти ничего не понял, поэтому решил подождать. Только когда до меня добралось критическое издание, я смог как-то приблизиться к пониманию этого текста. Говоря о текстах, представленных здесь, мне пришлось изучить некоторое количество литературы прежде чем создать перевод поэмы Николя Бозона. Потому что там общий смысл был понятен, но мне хотелось прояснить именно определенные конкретные детали. И только изучив эту тематику со средневековыми доспехами и сделав все пометки чего не упустить ни в коем случае, я сел, но перевел очень быстро, несмотря на формальные сложности. Но только после того, как проделал эту предварительную работу.
2. А. Макарова (ПСТГУ, студентка 1 курса)
- Почему нельзя во всех моментах калькировать? Вот, например, Адвент, Вы его оставили как есть, поставили сноску и объяснили. Но кольчуга - Вы нам пояснили, что на самом деле это не кольчуга, а другая часть. Почему Вы просто не калькировали и не сделали это под сноской - это стало бы общепринятым переводом?
- Это хороший вопрос. Есть некая субъективная грань. Слово "Адвент" все-таки мне показалось более укоренным в русском языке и благодаря Рильке, и благодаря адвент-календарю вот этому шоколадному и т.д., т.е. у него есть какой-то прецедент использования за пределами чисто исторических или религиозных тем. Но вводить разнообразные "хауберки", "гамбезоны" и прочие "кюиссьеры" мне показалось чересчур радикальным. Отчасти я воспользовался существовавшей славянской терминологией, отчасти условными терминами, которыми пользуются реконструкторы. Например, с этим "налядвенником" - он, по-моему, в аутентичных источниках нигде не зафиксирован, но они им пользуются для обозначения вот этой неудобоназываемой части доспехов. Тут я решил качнуться в сторону доместикации, а не форенизации, мне это показалось более естественным. Да, я всерьез подумывал, чтобы там вставить в рифменный ряд гамбезон, но решил этого не делать.
- То есть, если Вы будете это издавать, это будет там поясняться в комментариях и сносках?
- Я надеюсь. Этот текст есть в трехтомнике французского антологии, но там "зарубили" бо'льшую часть примечаний. Соответственно, когда я буду издавать его для себя, я, безусловно, буду комментировать подобные вещи.
- Потому что нужно было до трехтомника издать в нашем "Вестнике" и там были бы все комментарии, все примечания.
- Увы, увы, увы. Тогда я еще находился там и не имел никакого... То есть это перевод 2015 года. Но он дошел до станка Гуттенберга в конце 2019-го. Сразу поясню, самый "древний" перевод - это "Совесть", 2007 год, он напечатан в английском трехтомнике, а остальные от 2015 до 2019.
3. Л. В. Евдокимова (ИМЛИ РАН, ПСТГУ).
- Замечание по поводу Бозона, стихов 46-47 "Набитая не шёлком и не ватой, а кровью". Почему "набитая"? Что такое aketoun?
- Если я правильно понимаю, вот эта самая рубаха.
- Cadaz?
- Если я правильно помню, здесь называются разные слои вот этого самого ватного доспеха, ватной куртки, которая здесь изображена.
- Нет, потому что стих он сам по себе цепляет в русском языке, и это к вопросу о подборе терминов - ну что значит "рубаха не из ваты" - рубаха вообще не может быть из ваты.
- Да, я понимаю, тут опять же начинается "не ватная рубаха, а Тришкин кафтан", нам приходится как-то просигнализировать...
- "Рубаха не из ваты" не читается, потому что человек недоумевает и думает "из какой ваты вообще может быть рубаха?" И, значит, просто дает ему тело белое просто этого слова сейчас нет в средневековом словаре "e cotoun" передать. Т.е. здесь это не передано, и это непонятно. К чему я это говорю к тому, что эту аллегорию он не придумал сам брат-минорит, а он ее просто переводит, так сказать, и далеко не ходя, я нашла какую-то книгу, где это "aketoun" ровно совпадает с теми формами, которые там же в латыни.. может быть, можно найти более близкий источник ...
- Да, это вариация на очень популярную тему.
- По поводу самого перевода, в первой строфе "К его любезной даме". Там "супруга". Конечно же, душа - это супруга, а не дама.
- Amye - это точно супруга?
- Там espouse.
- Ну да, только она сначала аmye, а потом espouse, а потом снова аmye
- Да, но дамой она никогда не именовалась.
- Но она очень много раз именуется аmye.
- Она именуется аmye, но здесь она именуется супругой, и это характерно.
- Допустим, но дальше она все время идет аmye.
- С дамой, во всяком случае мне ни в одном средневековом тексте не встретилось именование души как "дамы", это сдвиг, во всяком случае, для меня.
- Здесь вообще идет сдвиг образности от церковной к рыцарской.
- Вообще он как раз не очень идет, потому что это очень обычная, "рядовая" аллегория. В Вашем переводе дальше, в 4-ой строфе " Где силу применял он, где – хитрость и расчет", в оригинале другое и "хитрость и расчет" не вяжутся с Христом.
- Опять должен возразить, что тема "хитрости Господней" - это излюбленный средневековый парадокс. Есть знаменитая миниатюра с изображением Бога-Отца, который ловит левиафана на наживку из Тела Христова. Соответственно, "хитрость" Христа в этом и заключается, что Он как бы переоделся в доспехи своего оруженосца, то есть принял человеческий облик.
- Ну в оригинале там другое, я, честно говоря, не очень знаю, чтобы хитрость так применялась ко Христу в этом значении.
- Опять же, в тех дословных переводах, которые я видел, там "mestrie" именовалось как "стратагема" или что-то типа того.
- Ну это другое, стратагема - это слово ученое и гораздо лучше подходит ко Христу.
- Дальше, честно говоря, в следующей строфе, синтаксис очень неясный. Предложение просто оборвано "Повесь в светлице, дама, являя береженье, Щит рыцаря, на коем герба изображенье – Серебряное поле, на нем узор червлёный..."
- Поясняется изображение герба.
- А дальше что? "Повесь она" и что? Что тогда будет?
- Ничего.
- Вот именно.
- А в оригинале что? Вывода тоже не следует. Подразумевается, естественно, что человек должен повесить у себя Распятие.
- "Повесь" это повелительно наклонение или как это трактовать в русском языке?
- В оригинале выражено пожелание "хорошо бы повесить"
- Или это часть условного предложения? Здесь синтаксическая двусмысленность и это не очень хорошо. Или это часть повелительного наклонения, или это "повесь в светлице дама, тогда будет то-то". По-моему, это не очень удачно.
Ну и, наконец, по поводу трофея. Слово трофей, оно конца 15-го века во французском языке. Хоть и были переводы Вергилия, но они были крайне вольными. И это неслучайно, что слово трофей так поздно входит во французский язык. Так что мне не кажется Ваше дополнение здесь совсем очевидным.
- Я не отрицаю, что это был сознательный риск с моей стороны. Этот образ мне показался крайне соблазнительным.
- И последнее, что я хотела бы сказать. Вас Николь Бозон как-то вдохновил, а меня он совсем вообще никогда не вдохновлял, и я остаюсь при том же мнении. Это вполне себе поэт, как и всякий, то есть не поэт, а сочинитель. Как он пишет? Вот этот монорифменный катрен, это, собственно говоря, это не стих, не поэзия, это поэтическая наррация, если хотите. Таких сочинений очень и очень много. Эта строфа имела определенную коннотацию, т.е. она использовалась в текстах духовного содержания, где излагались какие-то частью латинские тексты или компилировались. Таково было ее назначение. Я в этом отношении сторонник того, что писал в свое время Гаспаров, того, чему сейчас следует Ольга Седакова, почему она берет Данте, Данте - великий поэт. Мне просто не кажется, что Николя Бозона вообще нужно переводить в рифме. Вполне можно было бы пересказать это ближе к тексту, верлибром или таким очень вольным стихом. В принципе, ну кто будет читать такие тексты? Преподаватели зарубежной литературы? Студенты, которые будут использовать подстрочник? И то, это не всегда вероятно.
А насчет этого aketoun, здесь нужно было и оставить акетон, давши пояснение. А так - это просто человек недоумевает.
4. К. А. Александрова (ПСТГУ)
- Я хотела бы сказать, что мне как раз очень понравилось, за исключением каких-то отдельных единиц. И я хотела бы поговорить о трофее и о последней строфе. Мне как раз показалось, что в отношении этих крепостей Вы не совсем большую вольность допустили, потому что слово batayle в оригинале, как повествует словарь среднефранцузского языка, может означать не только битву, но и само пространство, в котором батальон содержится, может, действительно, быть по метонимии и крепость.
- Я руководствовался определенного рода изобразительным материалом, где ад изображался как некий замок.
- А по поводу трофея, мне пришло в голову, что, вводя это слово, которого нет в оригинале, здесь такой дополнительный богатый богословский смысл появляется, поскольку в оригинале здесь все-таки Крест и Тело Христово, а не трофей, получается, что тело, плоть человека, и не только плоть, но и человек, в более современном значении слова трофей, отвоеван у сатаны в ходе вот этой вот битвы.
- Поэтому я соблазнился этой идеей.
- Еще по поводу названия - почему Вы не оставили вот это характерное повествовательное название?
- Дело в том, что в той публикации, которая мне попалась первоначально, там была данная редакция заглавия, я просто забыл его исправить, да так и осталось. То есть тут, конечно, нужно "О том, как Сын Божий отправился в поход" или крестовый поход.
- Я перевела как "О том, как Сын Божий был облачен в доспехи крестные".
- По-моему, здесь обыгрываются разные значения слова armé и разные значения слова croyz. То есть, по-моему, да, это крест, но не то, как Сын Божий взял крест, в смысле отправился в крестовый поход.
- Название тоже можно рассматривать как игру слов и многозначность, которая сложно переводится?
- Да.
5. М. А. Абрамова (МГУ)
- Мне очень понравился, во-первых, доклад и очень понравились переводы. К ним всегда можно предъявить, и ко всем, к любым переводам, какие-то претензии, но поскольку это сложно, мне кажется, Вам очень многое удалось, и я Вас с этим поздравляю. Людмила Всеволодовна, простите, не могу с Вами согласиться, что переводить лучше бы не рифмой. И для кого мы переводим - мы не знаем, для кого мы переводим, это вопрос другой параллельной реальности. И кто нас будет читать или не будет читать, это тоже непонятно, поэтому мне кажется, что переводчика или писателя нужно судить нужно судить по законам, установленным им самим, и в каком-то смысле и такой вариант тоже возможен.
Что касается этой рубахи с ватой, мне кажется, Вам стоит, там ведь идея-то такая, что не из материала, может быть, эту вату заменить на что-то?
- Очень может быть.
- И тогда это не будет - тут я согласна - звучать как-то странно. Может быть, полотно взять - я понимаю, что это не соответствует качеству этого доспеха.
6. О. С. Воскобойников (НИУ ВШЭ)
- Я тоже присоединюсь к восхищению. Каждая встреча с переводчиком средневековой поэзии для меня событие. У Вас очень здорово получается. И то, что возникают вопросы к переводам - это признак качества, продуманности. И даже если мы согласны не со всему находками, мы не можем не признать, что это поиск. Поскольку мне тоже не понравилась "рубаха не из ваты", я предлагаю "Рубаха та не ватник / Видны в ней кровь и жилы". По поводу этой ahumada, да, может быть, специалисты по североамериканским индейцам подскажут какой-нибудь термин.
- Замечу, что в другом переводе из испанской поэзии, где есть это слово, мне удалось в строку вместить "дымные сигналы". Опять же, насколько это работает, не знаю. Это в любом случае требует комментария. Хотя, позволю себе такую дерзновенную мысль, что, благодаря известной сцене из фильма "Возвращение короля", образ сигнала, подаваемого костром, в сознании присутствует.
- Но присутствует как огонь, а не дым.
- Вот, другое дело, что да.
- Здесь - я не попадаю в размер, судя по всему, - что-то вроде "не подали дымом сигнал".
- Кстати, да.
- Сохраняется этот самый humo.
- Кстати, влезает.
- Просто немного красивей звучит. Не "мне сигнала", просто наличие местоимения, лучше меня знаете, сто раз подумать, убирать ли местоимение.
- Действительно, так и сделаем.
- А так, я вполне согласен, что escala de amor - это штурмовая лестница, а не просто непонятно что. Потому что понятно, кто кого штурмует, и из этого средневековая куртуазия много всего вобрала.
Трофей - это действительно такая Ваша, в хорошем смысле слова, вольность спорная, но при этом я как-то с Вами согласен. И в связи с Вергилием, который был школьной материей, в том числе и для франкоязычных поэтов и писателей. Мне кажется, что Бозон - очень умный поэт, насколько я мог судить по одному стихотворению. Но мне кажется, что это человек латинской культуры тоже. И назвать Крест трофеем абсолютно банально, опять же, в хорошем смысле слова, - это знак победы. Это обыгрывалось много раз. Мне кажется, было бы интересно узнать, какая латиноязычная христианская поэзия стоит за этим стихотворением про Христа, облачившегося в латы и идущего то ли на Крест воевать, то ли с Крестом воевать. Мы должны представить, что Жуанвиль 90-летний диктует жизнеописание Людовика когда Бозону 20 лет. И все знают, что этот текст просто переполнен всей этой крестоносной риторикой и образностью. При том, что крестовых походов нет, но как раз литература все это сохраняет. Мы бы с вами резонно сказали, что самый сложный текст для перевода, потребовавший наибольших вольностей и уходов от оригинала - это текст Бозона, но я за такие эксперименты. Хотя, возможно, здесь мы оказываемся на какой-то грани, когда, действительно, требуется качественный подстрочник. Ольга Седакова отчасти, мы там компанией сидели в подвале и делали, она частично публикует свои прозаические переводы "Божественной комедии".
Сколько я думаю над вопросом, кто будет это читать - ну, читатель, конечно, найдется. Вопрос в нашей собственной честности - вот, если бы я, например, был в состоянии сделать такой вот перевод как Вы сделали Бозона - наверное, я бы в примечаниях заставил бы сам себя дать подстрочник, который у Вас тоже вполне литературный и читаемый, со всеми этими бесконечными деталями и сложностями.
А введение языка реконструкторов - это интересный такой жест переводчика по отношению к современной молодежной культуре.
- У меня просто зачастую не было другого выхода. Потому что постоянно напирать, что "этих слов на русском нет", но гамбезон, кстати говоря, есть. Гамбезон уже начал мелькать в словарях. Но остального, чего ни хватишься, нет. Ни тебе кюиссьера, приходиться выдумывать, изобретать задним числом эти слова.
7.
- Вот эта рубаха из ваты - это разве не поддоспешник?
- Иногда как бы да, но иногда поддоспешником называется и эта кожаная рубаха. Тут опять она иногда выступает в качестве доспеха сама по себе, поэтому поддоспешник допустим. У меня есть "надоспешник", которым я обозначаю вот эту самую кожаную рубаху. Поддоспешник у меня не всегда влезает, начинается "Тришкин кафтан" - уже не хватает здесь.
Спасибо всем, спасибо, Артем Вадимович, у нас редко бывают такие практические доклады, где можно вживую прикоснуться к работе переводчика и одновременно исследователя, комментатора.
Расшифровка доклада и дискуссии выполнена выпускницей кафедры романской филологии В. Голышевой.
