5 сентября 2018 года в рамках медиевистического семинара при кафедре романской филологии состоялась презентация книги итальянского медиевиста Марии Терезы Бролис "Истории средневековых женщин". (Storie di donne nel Medioevo", Bologna, Il Mulino, 2017.).
Мария Тереза Бролис - доктор исторических наук с 1989 года, специализируется на истории Средних веков и, в частности, на периоде XII-XIV вв.
На презентации присутствовали преподаватели кафедры романской филологии М. Ю. Десятова, Л. В. Евдокимова, К. А. Александрова, коллеги из МГУ, ВШЭ и РГГУ (М. А. Абрамова, Н. М. Долгорукова и И. В. Ершова), Ю. В. Зудов, а также студенты кафедры.
Семинар прошел в рамках проекта "Генезис литературного текста...." при поддержке Фонда развития ПСТГУ.
Книга представляет вниманию читателя восемь историй жизни известных женщин и восемь биографических набросков о простых женщинах. Все они жили в ту эпоху, которую мы продолжаем называть Средневековьем. Книга представляет вниманию читателя восемь историй жизни известных женщин и восемь биографических набросков о простых женщинах. Все они жили в ту эпоху, которую мы продолжаем называть Средневековьем.
Известные женщины ознаменовали собой великие события в истории западной Европы в сложный период между XII и XV вв. Другие жили в безвестности в одном из провинциальных городов северной Италии в XIV в. О первой категории женщин написано много: в отдельных случаях книги о них исчисляются сотнями по всему миру, они основываются на достоверных источниках - письмах, исторических хрониках, протоколах, а иногда и на произведениях, которые писали сами эти женщины. О второй категории только сейчас начинают писать и говорить, обращаясь к архивным источникам: нотариальным актам, реестрам и, прежде всего, завещаниям.
Сегодня я расскажу вам о двух известных женщинах из первой части книги: о Хильдегарде Бингенской и Кристине Пизанской, прежде всего, в связи с женской культурой; затем познакомлю с источниками и методом, которым я пользовалась в процессе работы, а также представлю еще четырех женщин: Флору, Оттебону, Беттину и Маргериту.
Хильдегарда, гениальная женщина
Она не уступала мужчинам по культуре, а многих и превзошла. Она смело говорила с папами и императорами, она проповедовала перед толпами людей, она диктовала книги по богословию, физике, алхимии, космологии (и это не считая 300 писем, в которых она давала советы всем, кто ее об этом просил), она сочиняла музыку удивительной красоты… Действительно стоит замереть в изумлении перед ее гением и спросить себя, смогут ли вообще историки разгадать тайну этой женщины, что жила в долине Рейна, в епархии Майнца между 1098 и 1179 гг.
Мы знаем, что в том необычайном XII-м столетии жили и другие образованные и известные женщины (например, славившаяся своей начитанностью Элоиза [1100-1164] или своей мистической духовностью – Элизабет Шёнау [1124-1169]), но Хильдегарда интересовалась абсолютно всем, и в ней было что-то особенное, уникальное – еще и потому, что ей были подвластны различные отрасли знания и она сочетала тонкий ум и бьющую через край энергию, всепроникающий эмоциональный заряд и пастырское попечение о душах людей.
Хильдегарда родилась в 1098 году в знатной семье среднего уровня. В восемь лет она поступила в учебное заведение при смешанном монастыре (то есть там находились и мужчины, и женщины) Дизибоденберга. Ее учителем стала Ютта, юная аристократическая дама (дочь графа Штефана фон Шпонхайма), которая избрала отшельничество, посвятив себя изучению Священного Писания и молитве. Не вполне понятно, какими источниками могла пользоваться Ютта, передавая Хильдегарде свои знания, которые с годами становились все более глубокими.
Как бы то ни было, но эта хрупкая, меланхоличная и невероятно упорная девочка начала изучать то, чем обладали лишь крупные культурные центры того времени: образование юной монахини с берегов Рейна основывалось не только на достижениях письменной культуры, но и на устных беседах (и их особым образом перерабатывал ее гениальный ум): она вела их с крупными учеными, с которыми встречалась прежде всего – но не исключительно – в монастырях, так или иначе связанных с реформой Хирзау.
Когда девушка приняла окончательное решение остаться в монастыре, она довольно скоро обнаружила организационные способности и неукротимую силу характера. Например, она выдержала сопротивление мужской общины своему решению основать в 1150 году новый самостоятельный монастырь: Рупертсберг, около Бингена, где она стала аббатисой. В 40 лет Хильдегарда повиновалась голосу, который говорил с ней с самого детства, и начала диктовать «свои» знания, запечатлевать их на письме совместно с несколькими секретарями, среди которых особо выделялся преданный ей монах Вольмар и юная послушница Рихарда фон Штаде.
Аббатиса Бингенская в скором времени стала известной благодаря не только своим сочинениям, но и проповедям перед народом вне стен монастыря, за что сподобилась похвал и одобрения папы Евгения III, а также такого пламенного и воинственного персонажа, как Бернар Клервоский (у которого она спрашивала мнения по поводу своих видений). Обличитель философа Абеляра никогда бы не одобрил позиции, даже отдаленно перекликающейся с ересью, хотя некоторые заявления Хильдегарды действительно кажутся очень смелыми: например, ее рассуждения о характере мужской и женской сексуальности, проявляющемся в момент физического соития (сочинение Causae et Cura). Тексты Хильдегарды свидетельствуют о том, что женщина может хранить девственность, не подвергая при этом цензуре собственную мысль: напротив, девственность – это опыт совершенной человеческой природы.
Кое-кто может быть скандализован или не поверить, что монахиня могла до такой степени постичь особенности акта, которого никогда не совершала. Но Хильдегарда изучала средневековую медицину и физику и умела пользоваться соответствующей терминологией. Она знала наизусть Библию, в которой встречаются лексика чувственной сферы (в частности, эрос и агапе, причем, не только в «Песни Песней»). Кроме того, Хильдегарда наблюдала жизнь, вокруг монастыря; встречалась с мужчинами и женщинами, связанными с монастырскими общинами - и гораздо чаще, чем это можно себе представить сегодня: они регулярно приходили за советами, рассказывая о своих делах и жизни. В XII веке правила затвора не были еще столь жесткими, какими они стали в позднем Средневековье, поэтому женские монастыри нельзя представлять себе как запертые клетки. Но и это еще не все.
Хильдегарда хотела, чтобы монахини ее монастыря на некоторые праздники одевались во все белое и носили на голове диадему, как девочки из знатных семей, потому что невесты Христовы должны быть красивыми в той же степени, как их пение, сопровождавшееся тем же самым музыкальным аккомпанементом, который звучал и на придворных праздниках. Нередко в монастыре разыгрывались театральные постановки на темы священной истории в различных формах: достаточно вспомнить изысканные литературные формы Хросвиты или более простые и народные – юной Терезы, которая в кармелитском монастыря в Лизьё спустя много лет будет изображать Жанну д’Арк.
Кроме того, художественные поиски Хильдегарды показывают, насколько религиозная практика XII века была открыта для понятий «умиление» и «куртуазность», и подтверждают возможность эффективного взаимовлияния разных типов мышления.
Искусство стало в Бингене главной движущей силой монастырской жизни. Чтобы понять Хильдегарду, следует послушать музыку и слова, которые она сочиняла: эти песнопения свидетельствуют о том, что Красота заняла центральное положение в ее жизни и стала художественной и религиозной потребностью, о которой необходимо было возвещать всеми возможными способами.
Подобная чувствительность к красоте ощущается и в гармонии, которую искала Хильдегарда между макро- и микрокосмосом: впрочем, это была распространенная тенденция в научной культуре того времени. Даже некоторые страницы, посвященные лечебным травам и кулинарным рецептам, отражают это страстное стремление найти прекрасное и благое в маленьких вещах: в полбе, купыре и прочих растениях и травах.
Аббатиса Бингенская проводила свою жизнь не только в монастыре. Она пускалась в путешествия, проповедуя против ереси катаров, которые верили в два равновеликих начала: Добро и Зло, и рассматривали материю как отрицательную субстанцию в противоположность чистоте духа. Некоторые выдающиеся деятели того времени продолжали испытывать Хильдегарду, но она всегда отвечала с особой энергией и убежденностью, несмотря на то, что имела слабое здоровье: помимо постоянной мигрени, она довольно часто болела и лежала в постели.
Поражает, например, горячность, с которой Хильдегарда упрекает императора Фридриха I за то, что тот назначил антипапу. Она не выбирает выражений: «Ты повел себя как безумец (stultus)». Только императорская власть смогла подавить возмущение верноподданных, которые собирались сжечь монастырь Бингена, чтобы отомстить за оскорбление своих чувств.
К концу своей долгой жизни Хильдегарда столкнулась с еще одним страшным испытанием; она отказалась выдавать труп одного знатного рыцаря, похороненного на кладбище монастыря. Этому рыцарю, больному и кающемуся, предоставили приют в обители до самой его смерти, которую он встретил, воссоединившись с Церковью. Но некоторые прелаты соседнего Майнца, в отсутствие архиепископа, который в тот момент находился в Риме, заявили, что Хильдегарда приняла человека, отлученного от Церкви. На этот раз испытание было действительно сильным, потому что непокорная аббатиса попала под запрещение, и на всю обитель было наложено молчание.
Пылкое письмо Хильдегарды, отправленное прелатам Майнца, представляет собой яркое свидетельство не только непоколебимой уверенности в собственной правоте, но и любви к пению и музыке, которые она считала самыми верными способами войти в общение с Богом.
Лишь за полгода до смерти Хильдегарда смогла снова услышать музыку в стенах своего монастыря, потому что архиепископ Майнца написал, наконец, из Рима, признал ее правоту и снял запрет. Так, снова зазвучали слова, написанные Хильдегардой и обращенные к Марии в гимне Ave generosa:
В объятиях Его пламени
Ты зачала в себе Его Сына
Так чтобы тобою Он мог быть вскормлен.
Так чрево твое
Взыграло от радости, когда вся небесная симфония излилась в тебе, чтобы ты, о Дева, Носила Сына Божия.
В этих строках звучат почти те же слова, которыми Данте Алигьери в последней песне Рая («Vergine Madre») говорит о Деве Марии: «Per lo cui caldo nell’etterna pace così è germinato questo fiore». («чьим жаром райский цвет возник, раскрывшийся в тиши непреходящей»)
Кристина, писательница
Кристина Пизанская родилась в Венеции в 1365 году, но затем переехала в Париж в возрасте 4 лет, поскольку ее отец, известный врач и астроном, получил место при дворе французского короля Карла V Мудрого. Безмятежное детство при дворе гарантировало девочке благополучную жизнь, многогранное воспитание и культуру, которые она получила благодаря занятиям с отцом и свободному доступу в королевскую библиотеку. В 1380 году Кристина вышла замуж за благородного 24-летнего пикардца Этьена де Кастеля: их брак был в высшей степени счастливым, но в сентябре того же года над головой 15-летней супруги сгустились тучи, поскольку мудрый король умер, и удача семьи де Пизан стала стремительно убывать. В течение последующих 10 лет Кристина терпела утраты: сначала умер ее отец (1387), а потом и муж (1390), и она осталась одна растить троих детей, вести баталии с Парижской счетной палатой, чтобы получить полагавшееся ей от отца наследство (она выиграет процесс, но он будет продолжаться целых 15 лет!), и наконец, бороться с унынием, которое ее охватило. Кристина чувствовала себя одинокой, да и времена были тревожные, поскольку политический климат страны уже предвещал гражданскую войну, утопившую Францию в крови в последующие десятилетия. И все же, в свои 28 лет молодая вдова приняла решение не выходить больше замуж: настолько сильно она любила Этьена.
Пережив череду лишений, спустя 4 года Кристина пришла в себя и поняла, что ее начитанность и филологическая культура могли стать для нее источником «возрождения». В 1394 году она начала писательскую карьеру, отправив свои стихи друзьям, оставшимся при дворе, и сразу обрела успех у просвещенной публики, среди которой назовем двух братьев Карла V (герцоги Беррийский и Бургундский), королеву Изабеллу Баварскую, герцога Орлеанского и его жену Валентину Висконти. В первые 6 лет работы поэтесса создала 16 книг и учредила скрипторий (небольшой издательский дом, как бы мы сейчас сказали) в котором фолианты переписывались и украшались изящными миниатюрами (нам известно имя одной из ее помощниц, мастера искусства миниатюры: ее звали Анастасией). В тот период все творчество Кристины было направлено исключительно в русло придворной поэзии. Успех ее был настолько велик, что ее пригласили переехать к английскому королю или вернуться в Италию, в Милан к Джану Галеаццо Висконти, однако желание остаться в Париже возобладало над всеми соображениями экономического порядка – мало того, вновь обретенное благополучие позволило ей углубиться в изучение античной литературы, творчества ее современников и немалочисленных итальянских авторов, среди которых были Данте и Боккаччо. И тогда возник большой публичный спор, начатый Кристиной, вокруг выступлений некоторых представителей парижского университета в защиту Романа о Розе (Roman de la Rose) (или, точнее, второй его части, написанной Жаном де Меном), книги, которая пользовалась большим успехом, но которая, по мнению Кристины, представляла собой измену куртуазным ценностям и угрозу истинной любви – той, что Кристина питала к своему Этьену и в чем она находила почву для подтверждения истинного достоинства женщины. Не так-то просто было общаться с академической средой, которая претендовала на истину в последней инстанции в сфере культуры, однако Кристина не поддавалась запугиваниям. Уже в 1399 году в одном своем сочинении она заклеймила интеллектуальные потуги Жана де Мена как тупоумные и вульгарные, поскольку тот утверждал, что женщины лишены достоинств и нужны исключительно лишь для удовлетворения инстинкта «знающих толк мужей». Спор вокруг Романа о Розе длился весь 1402 год и показал, насколько развита была интеллектуальная и нравственная чувствительность Кристины не только к литературе, но и к обществу и обычаям того времени. После этого спора интересы писательницы определенно сосредоточились вокруг истории, философии и политики: Кристина осознавала, насколько опасны политические распри, которые раздирают Французское королевство, становившееся легкой добычей в руках внутренних и внешних врагов. Самым важным историческим произведением того периода стал трактат в прозе, посвященный идеальному правителю, (Livre des fais et bonnes moeurs du sage roi Charles V «Книга о деяниях и добрых нравах мудрого короля Карла V»), заказанный Кристине Филиппом Смелым, герцогом Бургундии. В течение семи лет основной заботой Кристины было сохранение мира и сопротивление насилию, которое все больше ее окружало: весьма трогательными в этом смысле стали два письма, адресованные королеве Изабелле в 1405 и 1410 году, когда вспыхнула уже открытая война между арманьяками и бургиньонами. Такие труды, как: Livre des faits d’armes et de chevalerie (Книга о военных деяниях и рыцарстве) и Livre de la paix (Книга о мире) передают неуемную энергию, с которой писательница боролась за примирение враждующих сторон: если уж так необходима война, рассуждала она, то у нее есть свои правила, например, уважение к мирному населению, к пленным и полный, безоговорочный отказ от мародерства и массового истребления людей. Кристина взывала к тем, кто мог вмешаться, но все ее усилия были напрасны: ситуация только ухудшалась.
Тогда, в те скорбные годы, ее отказ от обращения к власть имущим и погружение в творчество не были уклонением от общественного долга: она писала размышления о Страстях Христовых. С 1418 года, почти в течение 10 лет, жизнь Кристины была окутана молчанием, пока ее пыл не загорелся вновь в связи с празднованием победы Жанны Д’Арк, сумевшей освободить Орлеан от осады 8 мая 1429 года и добиться коронации в Реймсе Карла VII. Писательница видела, как девушка из Лотарингии сумела воплотить в жизнь два великих ее идеала: женское достоинство и миротворчество. Ей бы даже хотелось дать кое-какие советы Орлеанской деве, но этим двум великим женщинам не суждено было встретиться, ибо судьба уберегла Кристину от нового страдания – стать свидетелем мученической кончины Жанны, поскольку смерть настигла писательницу раньше того страшного мая 1431 года.
Уже беглого взгляда на всю жизнь Кристины достаточно, чтобы заметить, насколько неординарной была ее личность, но я все же ненадолго остановлюсь на ее самой известной книге, Livre de la Cité des Dames (Женский град), трактате в защиту себя и всего женского пола. Произведение быстро завоевало успех и было переведено на другие языки уже в XV веке.
Кристина Пизанская защищала женское достоинство, исходя из трех культурных предпосылок, которые ей могло предложить ее время: куртуазность, предвестники гуманизма в культуре и христианская религиозность.
В то время как первая предпосылка заметна уже на примере полемики вокруг Романа о Розе, вторая есть уже след самого Града - произведения, на страницах которого строится город, позволяющий женщинам бороться с женоненавистничеством и находить образцы добродетели, не вызывающей сомнений, равняясь на античных героинь, святых христианок и литературных персонажей, представленных в виде трех аллегорий: Разум, Праведность и Правосудие. Помимо явной параллели с Градом Божьим св. Августина, другим литературным источником произведения стало De mulieribus claris (О знаменитых женщинах) Боккаччо, который, впрочем, заявлял, что не смог бы ссылаться на женщин своего времени, поскольку с большим трудом отыскал бы среди них хотя бы несколько добродетельных. Кристина, разумеется, смотрит на проблему совсем иначе и говорит о средневековых женщинах. Ее гуманизм приобретает совершенно личные черты и выражается непринужденно и оригинально, даже, например, в отношении выбора ее любимых античных авторов: так, Вергилия она предпочитает Овидию.
Третья культурная предпосылка – христианство - прослеживается во всем творчестве Кристины. Впрочем, вполне вероятно, что она находилась под влиянием течения, которое наводнило все позднее средневековье: Devotio moderna. У Кристины чувство devotio с особым размахом проявляется в комментариях к некоторым фрагментам Священного Писания, в которых писательница демонстрирует не только великолепное владение искусством толкования, но и личное восприятие библейского текста. Толкуя, например, книгу Бытия в отношении мужчины и женщины, Кристина указывает на «равное при разном».
Этот взгляд, уравнивающий мужчину и женщину, - не только плод размышлений Кристины. Он сформировался, как мне кажется, и в результате ее оценки собственного опыта, и благодаря достигнутому большими усилиями душевному покою. Помимо упомянутой уже любви к мужу, на образ мыслей писательницы должны были повлиять и теплые отношения с родителями. Если правда то, о чем рассказывается в Граде Cité (II, 36): отец поощрял ее занятия вопреки мнению матери, которой хотелось видеть свою дочь за домашней работой (шитьем, например), то верно и то, что в детстве именно мать окружила ее лаской, благодаря которой она чувствовала себя горячо любимым ребенком. Этот аспект любви изящно всплывает в некоторых комментариях к эпизодам Евангелия, где встречаются женщины. Отвечая, например, тем, кто рассматривал склонность женщины к плачу как признак слабости, Кристина вспоминала слезы сострадания, которые проливал Христос при виде плачущих сестер Лазаря, и добавляла:
«Равным образом не испытываю я презрения к слезам вдовицы, оплакивавшей умершего сына, когда его хоронили. Господь наш, когда увидел, что она плачет – Он – источник всякой милости – был растроган ее слезами и спросил: «Жено, что плачешь?» и немедленно воскрес ее сын». (ibidem, I, 10).
Способность воспринимать многое как личный опыт вполне можно объяснить в этом случае тем, что и у самой Кристины когда-то умер ребенок, но в целом поражает глубина ее комментариев на Евангелие, для которых она подбирает далеко не самые абстрактные или условные выражения. Последняя деталь, на которую следует обратить внимание, - это центральное положение Мадонны в аргументации о женском достоинстве. Сказительница торжественно встречает в Женском Граде Деву Матерь, которая изображается в процессии с книгой в руке (миниатюра манускрипта Harley 4431); этот образец иконографии нельзя воспринимать только лишь в символическом ключе, будто Мария олицетворяет собой лишенную плоти мудрость или знание. В самом конце книги Правосудие приглашает Мадонну войти в Град, и когда сказительница испытывает удовлетворение от того, что построила город, в котором женщины смогут укрыться от своих врагов, Кристина предостерегает новых жительниц города от чрезмерной гордости из-за полученного блага, призывая их следовать «примеру своей владычицы, царственной Девы, которая, получив благую весть о такой великой чести, как стать матерью Бога, смирилась еще больше, назвав себя рабой Господней (Cité, III, 19). В этом предостережении вырисовываются некоторые противопоставления (величие - смирение; слабость - сила), характерные для средневекового культурного контекста того времени, а кроме того, заметно, что Кристина прекрасно понимала, что Дева Мария - самый действенный аргумент против женоненавистников всех сортов и мастей, поскольку сам Бог не возгнушался войти в чрево женщины и принять от нее человеческую плоть.
Простые женщины
В этой части доклада я познакомлю вас с источниками, начиная с реестра, который содержит имена 1730 женщин – членов братства, занимавшегося делами милосердия и основанного в 1265 году в г.Бергамо (Ломбардия).
В рукописи имена распределены по месту проживания - по кварталам города - за период с 1265 по 1339 г. За первые 10 лет существования братства к нему присоединилось около 1000 женщин, среди которых было также несколько монахинь и отшельниц.
Второй документ – это завещание Джованны (именуемой Флорой), вдовы, которая давала деньги взаймы под проценты, но потом в 1338 г. раскаялась и поэтому занялась благотворительностью, раздавая бедным свое богатство, нажитое ростовщичеством. Согласно распространенному тогда обычаю, она раздавала и продукты питания. В завещании, например, Флора уточняет, что две меры нута должны подаваться не в сушеном виде, а специально приготовленными, то есть сваренными в сосуде (чугунном горшке). Таким образом бедные люди могли получать горячий суп.
Я не думаю, что это маленькое уточнение было подсказано нотариусом, составлявшим завещание: оно не было необходимым, это сама Флора захотела его внести. Как и полагается, добрый союз мужа и жены – это тот, в котором супруги и на расстоянии, и в юности, и в старости любили, любят и будут любить друг друга, даже когда предстанут перед Всевышним.
Эти слова взяты не из какого-либо канонического трактата о браке, и не из художественного произведения, и даже не из проповеди на нравственную или богословскую тему, связанную с супружеской любовью. Эти слова мы находим на сгибе длинного пергаментного свитка, датируемого 1309 г. и написанного нотариусом под диктовку одной женщины, некой Оттебоны Уливени. Она желала выразить свою последнюю волю, находясь еще в добром здравии, в полном расцвете сил и духа, хотя уже и не была молодой и такой уж безмятежной, поскольку осталась одна, разлученная с любимым мужем, который был вынужден бежать из дома по политическим причинам. Итак, в 1309 году в тяжелейшей обстановке окружавшего их насилия, прожив вместе не менее 30 лет, Оттебона и Пьетро вынуждены были разлучиться, сохранив при этом любовь и общность интересов до такой степени, что жена писала завещание, как будто муж ее был рядом и давал ей свое согласие («tamquam et si dictus Petrus esset presens in propria persona»); она чувствовала потребность добавить в документ пункт о духовных плодах, собранных вместе с мужем, чтобы представить их на суд Божий («coram Deo omnipotenti et coram eius mayestate»). Эта часть текста написана языком, далеким от юридической терминологии.
Оттебона распоряжается, чтобы вся милостыня и все молитвы, которые они совершили в прошлом или совершат в будущем вместе или по отдельности, были представлены Богу по их обоюдному согласию. В те времена это считалось великим даром, самым большим подарком, который можно было преподнести любимому человеку (хотя сегодня нам трудно это понять).
В тексте 3 раза используется глагол diligere («обожать»), слово, имеющее вполне конкретное значение в сфере чувств, но вовсе не обязательное для заключения экономического и юридического соглашения, которым, собственно, и является завещание. Поэтому diligere свидетельствует о чувстве и суждении, добровольно выраженным женщиной, которая осознавала в ответственный момент своей жизни, в чем состояла главная ценность их брака. Оттебона и Пьетро любили друг друга. Для них любовь стала реальным опытом, который они приобрели в супружестве: немаловажный факт как тогда, так и сегодня, но и вполне возможный как тогда, так и сегодня (разумеется, в моей книге есть ссылки и на другие завещания, в которых выражаются супружеские обиды).
Я завершаю свой доклад рассказом о Беттине и Маргерите.
История первой женщины вырисовывается из актов одного судебного дела, проходившего в 1371 году. Она жила в горах и занималась знахарством. В частности, она предлагала средства от женского бесплодия. Вот что мы читаем в одном из ее рецептов:
«Взять жирную курицу, начинить ее гвоздикой, имбирем, перцем, крокусами и залить прозрачной водой. Сварить, а затем выпить бульон». Если не подействует: «приготовить смесь из травы шандры с тестикулами зайца-самца (высушенными и перемолотыми) и принимать с красным вином, ложась одновременно в постель». Но все же главная проблема состояла в том, что Беттина заявляла, что могла говорить с мертвыми. Поэтому ее вызвали на допрос к викарию епископа Бергамо, чтобы внести некоторую ясность в ситуацию. У истории Беттины счастливый конец: никаких страшных наказаний. Только совет больше не заниматься сомнительными практиками и оставаться какое-то время в городе под наблюдением, ибо уже прошло 10 лет с тех пор, как ее впервые попросили прекратить этим заниматься, но безрезультатно.
Маргерита
И вот опять завещание 1399 года, из которого мы узнаем последнюю историю – Маргериты, упомянутой ее свекровью по имени Фемминина. Та распорядилась, чтобы ее невестке было возмещено причитающееся ей приданное, а также дополнительно выдано весьма солидное наследство с таким обоснованием: «За любовь и верность, которые она проявила и проявляет к свекрови, вышеупомянутой Фемминине, к своим дочерям и которые она проявляла к своему покойному мужу, во время его болезни, терпя и поддерживая его».
Так сквозь строки явственно проступает эпизод из семейной жизни: юная Маргерита ухаживает за больным мужем – который затем, увы, умер - и заботится с любовью о свекрови и детях. В своем завещании Фемминина упоминает традиционных наследников – городских нищих, предварительно завещав и часть денег на строительство церкви Санта Мария Мадджоре. Пожертвование было весьма внушительным, потому что завещатель дарила дом, в котором жила в самом центре города, обеспечив при этом проживание в нем невестке Маргерите и своим внучкам до тех пор, пока те не выйдут замуж или не уйдут в монастырь. Отсюда следует, что в 1399 году дочери Маргериты были еще несовершеннолетними и что их мать была еще довольно молодой, когда происходили события, упомянутые в завещании Фемминины. Не будь этих слов нашей энергичной свекрови – и мы никогда бы не узнали ничего о Маргерите, чья скромная щедрость так бы и осталась припрятанной в стенах прекрасного жилища в Бергамо в конце 14-го столетия.
Перевод М. Ю. Десятовой
