Проект направлен на исследование древнехристианского наследия латинского Запада и его рецепции в русском богословии XIX–XX вв. В центре внимания при этом оказываются такие аспекты латинской позднеантичной христианской традиции, которые представляют особую актуальность в контексте современной церковной и общественной жизни: сотериологические и эсхатологические представления, учение о единстве Церкви, развитие церковной иерархии, представления о социуме и историческом процессе, женские служения в Церкви, отношение к болезням в свете аскетической традиции. Участники проекта предполагают привлечь в своих исследованиях широкий круг латинских патристических текстов и документов соборов, при этом особое внимание будет уделено корпусу сочинений блж. Августина. Методологическим фундаментом проекта является концепция неопатристистического синтеза, предполагающего одновременно контекстуальное прочтение древних свидетельств и их актуализацию в рамках современной теологической мысли. Для адекватного решения данных задач необходимо привлечение широкого круга специалистов в различных гуманитарных областях, чем объясняется многопрофильность членов исследовательского коллектива, который объединяет теологов, историков и филологов.
2022 г.
За первый этап реализации проекта участниками исследовательской группы подготовлено 10 статей: 1 статья в журнале, индексируемом в Web of Science, 2 статьи — в Scopus, 7 статей в журналах, входящих в перечень ВАК.
Web of Science
1. Грацианский М. В. Кризис авторитета Римской Церкви в понтификаты Зосима (417-418) и Бонифация (418-422) // Византийский временник. T. 105: 2021. С. 40–59. (опубликована)
Статья посвящена изучению ряда аспектов истории Римской Церкви в понтификаты Зосима (417–418) и Бонифация (418–422). Исследование основано преимущественно на изучении папской эпистолографии, актовых материалов церковных соборов и памятников императорского законодательства. В статье дается анализ ключевых событий двух понтификатов, как они представлены в сохранившихся источниках. Прежде всего это касается перипетий дела Пелагия и Целестия, попыток утверждения первенства Римской Церкви посредством фальсифицированных никейских канонов и действий императора в отношении «божественных дел» — как тех, что касаются вероучения, так и тех, что касаются кадровых вопросов в среде церковной иерархии. Последний аспект рассматривается на примере участия императора Гонория в деле замещения римской кафедры после смерти Зосима. Согласно наблюдениям автора статьи, в рассматриваемый период наблюдается явный кризис авторитета папского престола: в деле Пелагия и Целестия папа Зосим был принужден подчиниться воле императора, поддержавшего позицию Африканских Церквей вопреки римской, продвигаемые папством фальсифицированные каноны I Вселенского собора в Никее были публично отвергнуты Карфагенским собором 419 г., признавшим в деле сохранения подлинного никейского предания авторитет восточных Церквей, а вопрос замещения римской кафедры оказался всецело в компетенции императора. Таким образом, автором делается вывод о решающей роли императора при разрешении внутрицерковных конфликтов, определении церковного вероучения и замещении ключевых церковных кафедр, а также о кризисе авторитета римских пап, вынужденных подчиняться как императорским распоряжениям, так и соборным решениям.
Scopus
1. Матерова Е. В. Экклезиологические аспекты образа саранчи (Откр 9) в толковании латинских экзегетов IV–VI вв. // Вестник ПСТГУ. Серия I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2021. Вып. 98. С. 11-24. (опубликована)
В центре внимания статьи образ саранчи (Откр 9), принадлежащий к так называемому демоническому бестиарию Откровения Иоанна Богослова, и его интерперетация в латинских патристических комментариях Тихония Африканского (IV в.), Цезария Арльского (V в.) и Примасия Гадруметского (VI в.). Истолкование Тихонием саранчи как жестоких гонителей, притворяющихся истинной Церковью, в полной мере соответствует его концепции «двучастной Церкви», а соотнесенность данной саранче на пять месяцев власти с пятилетними гонениями против донатистов в Африке отвечает в целом Тихониеву пониманию Апокалипсиса как книги не только о грядущем, но и о настоящем земной Церкви. Опираясь на Комментарий Тихония, два его вышеназванных последователя, наследующих его экклезиологичность, характеризуют саранчу как образ еретиков, но при этом создают довольно непохожие комментарии. Так, Цезарий Арльский, превосходя в своих гомилиях Тихония в стилистическом отношении, явно уступает тому в самостоятельности мысли. У Примасия же наряду с заимствованиями также обнаруживаются оригинальные идеи, и в целом его толкование оказывается не менее ярким и самобытным, чем комментарий его предшественника Тихония Африканского.
2. Хондзинский П. В., прот. Экклесиологическая концепция Э. Мерша и ее восприятие богословами русской диаспоры // Вестник ПСТГУ. Серия I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2022. Вып. 102. С. 29-49. (опубликована)
В 1933 г. вышел принадлежащий католическому ученому Эмилю Мершу труд «Мистическое тело Христа» (Le Corps mystique du Christ), в котором концепция «мистического тела» прослеживалась от первохристианских времен до начала ХХ в. Отдавая должное отцам Востока, Мерш считал, что своего итогового синтеза концепция достигает у авторов «французской школы» XVII в., где представление о личном мистическом единстве со Христом, восходящее к рейнским мистикам, соединяется с мыслью свт. Кирилла Александрийского и свт. Илария Пиктавийского о «природном» единстве Церкви в Евхаристии. В то же время этот синтез, по мысли Мерша, придавал законченное выражение учению блж. Августина о Церкви как «всецелом Христе» – totus Christus. Монография Мерша была замечена авторами диаспоры. На нее написала рецензию М. Лот-Бородина, о. Сергий Булгаков почерпнул у Мерша нужные ему ссылки на блж. Августина, но наиболее вдумчиво к работе Мерша отнесся о. Георгий Флоровский. Описывая его реакцию на нее, следует учитывать, что изначально о. Георгий стоял на позиции, сформированной в русском богословии еще в начале ХХ в. представителями «нового богословия» и прежде всего митр. Антонием (Храповицким). Для этой позиции было характерно конституирование единства Церкви не столько на евхаристическом, сколько на нравственном уровне, предстающем, благодаря персоналистическому учению о взаимопрозрачности личностей, как единство природное. Важно также, что авторам концепции, их учение представлялось тождественным святоотеческому. В статье прослеживается постепенная эволюция взглядов о. Георгия от вышеуказанной концепции, через попытку соединить учение о totus Christus с учением митр. Антония, к однозначно выраженному христологическому акценту в экклесиологии. Вследствие этого поздняя экклесиология Флоровского обнаруживает известную близость к экклесиологии французской школы, а значит – и к общим концептуальным выводам Мерша.
ВАК
1. Анашкин А. В. Послание римского папы Сикста (Ксиста) III к Проклу, архиепископу Константинопольскому // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2022. Вып. 104. С. 135-144 (опубликована)
Настоящая работа включает в себя публикацию перевода с латинского языка послания римского папы Сикста (Ксиста) III архиепископу Константинополя Проклу (437 г.), а также вступительную статью и историко-филологический комментарий. В начале статьи приводится информация об авторе и адресате послания, затем осуществляется его анализ. Послание проливает свет на взаимоотношения Римского престола с Константинопольской и Фессалоникийской кафедрами в 430-е годы, а также позволяет лучше понять роль Фессалоникийского викариата в его отношениях с Церквами Рима и Константинополя. Текст, вероятно, написан в качестве реакции на обращение иллирийских епископов к Константинопольскому престолу в обход Анастасия Фессалоникийского. В послании архиепископу Проклу папа Сикст защищает юрисдикционные права архиепископа Фессалоники как папского викария в Иллирике. При этом Иллирик рассматривается Сикстом как область, подчиненная Фессалоникийскому престолу, о чем папа заявлял и в других своих посланиях. В работе подчеркивается связь рассматриваемого послания с другими посланиями папы Сикста (Si quantum, Gratulari potius и Doctor gentium). В своем послании Сикст напоминает Проклу о случае с епископом Иддуем и о своей поддержке судебного решения константинопольского предстоятеля. Похоже, что тем самым Сикст рассчитывал побудить Прокла действовать аналогично в случае возникновения таких ситуаций, когда иллирийские епископы обращаются за поддержкой в Константинополь. Сикст призывает Прокла поддержать Анастасия в его правах и не принимать епископов его области без официальных сопроводительных писем.
2. Грацианский М. В. Римские епископы и развитие церковно-административных структур «сверхпровинциального» уровня в начале V в. // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2021. № 101. С. 9–33. (опубликована)
В статье анализируются три послания пап Иннокентия I (402–417) и Зосима (417–418), затрагивающие наделение особыми полномочиями предстоятелей Антиохии, Фессалоники и Арелата. Данные послания представляют интерес с точки зрения церковно-административной модели, которая по разным поводам продвигалась этими папами в упомянутых Церквах. Задействование этой модели рассматривается как конкретное практическое выражение определенного этапа развития концепции папского властного первенства, которая была основана на представлении об исключительном «апостольском» статусе римской кафедры, документах Сардикийского собора и императорских распоряжениях. Фактически речь шла о создании особых церковно-административных округов, вертикально интегрированных с римским престолом, в которых папы предполагали определенную модификацию системы управления. Эта модификация предусматривала появление фигуры первенствующего епископа на «сверхпровинциальном» уровне, а также особую юрисдикцию этого епископа. Применительно к каждому из регионов эта модель имела некоторые особенности, выражающиеся в способе функционирования соборных институтов, роли и места митрополитов, а также отношений первенствующего епископа с римским престолом. В результате папских действий в двух регионах, — прежде всего в Галлии и Восточном Иллирике — появляются церковно-административные структуры, связь которых с римским престолом прошла определенное развитие в ходе последующей истории. В настоящей статье анализируется начальная фаза их существования.
3. Захаров Г. Е. Три Петровых престола в римской экклезиологической традиции конца IV – первой половины V в. // Вестник ПСТГУ. Серия I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2022. Вып. 103. С. 37-49.
Статья посвящена развитию в римской церковной традиции идеи особого статуса во Вселенской Церкви трех Петровых престолов: Римского, Александрийского и Антиохийского. Вопрос об истоках данной экклезиологической конструкции связан с возможностью атрибуции третьей части Decretum Gelasianum Римскому собору 382 г. Эта гипотеза до сих пор вызывает дискуссии в научной литературе. Автор анализирует упоминания об особом статусе Петровых престолов в последующей традиции вплоть до середины V в. Речь идет о текстах пап Иннокентия I, Бонифация I и Льва Великого, а также о Praefatio longa, представляющем собой введение к никейским канонам и датированном тем же временем. Особенностью этих текстов по сравнению с третьей частью Decretum Gelasianum является соотнесение в той или иной форме представления об особом церковном статусе Рима, Александрии и Антиохии с канонами Никейского собора 325 г. В 6-м никейском каноне устанавливается юрисдикция Александрийского престола над Египтом, Ливией и Пентаполем и отмечается особое значение Римской и Антиохийской кафедр, однако в этом тексте упомянутые престолы не выстраиваются в какую-либо иерархию, в отличие от памятников римской экклезиологической традиции. Нет в данном каноне и упоминаний ап. Петра. Учитывая эти обстоятельства, автор поддерживает датировку третьей части Decretum Gelasianum периодом понтификата папы Дамаса I (366–384), полагая, что идея особого статуса трех Петровых престолов была изначально сформулирована вне связи с 6-м каноном Никейского собора, но затем была дополнительно подтверждена своеобразной трактовкой этого текста. В целом идея особого значения во Вселенской Церкви трех Петровых престолов интерпретируется в статье как полемическая конструкция, направленная по большей части против претензий Константинополя на статус Нового Рима и не соотнесенная прочным образом (в отличие от более поздней модели пентархии) с реально существующими региональными церковными структурами.
4. Постернак А. В. Старицы в Древней Церкви // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2022. Вып. 104. С. 11-26 (опубликована)
Статья посвящена анализу понятия «старицы» (πρεσβύτιδες, presbyterae) в грекоязычной и латинской традициях Древней Церкви. В восточной части Церкви старицы с апостольских времен пользовались почетом за свою благочестивую жизнь и преклонный возраст, что сближало их с церковными вдовами. Возможно, старицы и вдовы представляли собой одну группу женщин, которые получали материальную помощь от Церкви, наставляли молодых женщин, готовили их к крещению. Наименование стариц «пресвитидами» не стало, в отличие от понятий «диаконисса» и «вдова», обозначением женского институционального служения, хотя тенденция к этому существовала, о чем свидетельствует дискуссионный 11-й канон Лаодикийского Собора. Возможно, в Древней Церкви женское служение было в целом одинаковым, но в регионах, еще и из-за отсутствия его привязки к служению литургическому, именовалось по-разному как служение стариц, вдов, и диаконисс, то есть вне устоявшейся терминологии. До конца непонятно, что из себя представляло женское служение в западных общинах, так как в случаях, когда речь идет о старицах (пресвитерах, presbyterae), раннесредневековые западные авторы уже определенно подтверждают, что так обозначалась или жена пресвитера, или женщина строгого образа жизни, по сути монахиня, следившая за порядком и чистотой в храме, а также выпекавшая просфоры. Эволюция женского служения в Церкви, в первую очередь в западной ее части, демонстрировала невозможность его дальнейшей институционализации и сближения со служением литургическим.
5. Редькова И. С. Святоотеческая традиция и старолатинские переводы Библии в западноевропейской экзегетике XII века: казус Гуго Фольетского // Человеческий капитал. 2021. № 12(156). Т. 1. С. 34–38 (опубликована)
Религиозная практика Средневековья свидетельствует о сосуществовании нескольких переводов Библии на латинский язык. Помимо распространенного и укрепившегося к концу раннего средневековья перевода Иеронима, известного как Вульгата, продолжают бытовать первые латинские переводы Библии, получившие название Vetus Latina. Если употребление старолатинских цитат Писания в сочинениях латинских отцов Церкви объясняется тем, что эпоха становления Вульгаты как общего для латинского Запада корпуса текстов Писания растянулась на несколько столетий, и вызывает у ученых интерес как материал для осмысления рецепции терминологии одной культуры и традиции в языке другой [4], то бытование старолатинских цитат в текстах более поздних эпох и вовсе обходится молчанием. В то же время сосуществование одновременно нескольких вариантов библейского текста – факт, который далеко не всегда фиксируется исследователями, – порождает «оригинальные» толкования, которые, тем не менее, остаются в рамках традиции, с другой – создает уникальный стиль автора, определяемый и кругом его чтения, и методом, который он использует при интерпретации. Один из таких случаев я хотела бы показать на примере трактата Гуго Фольетского «Об обители души», который был достаточно популярен в средневековой монашеской среде.
6. Хондзинский П. В., прот. Портрет учителя Запада в интерьере синодальной эпохи: диссертация И. В. Попова о блаженном Августине // Вопросы теологии. 2022. Т. 4, No 1. С. 54–73. (опубликована)
Русская богословская наука в начале ХХ в. проявляла значительный интерес к богословию блаженного Августина. Среди множества посвященных ему работ выделяется как масштабами, так и основательностью докторская диссертация профессора Московской духовной академии И. В. Попова «Личность и наследие блаженного Августина» (1916). Хотя до нас дошел только первый том этого труда, он представляет значительный интерес уже тем, что свидетельствует о продолжающейся интеллектуальной эволюции его автора, который от изучения темы обожения в восточной патристике сделал резкий поворот в сторону патристики западной. Правда, наличие в западном богословии представлений об обожении признается сегодня далеко не всеми исследователями, да и сам И. В. Попов в своей докторской диссертации термин «обожение» также не употребляет. Однако вывод Попова о присущем блж. Августину онтологизме, понимаемом как возможность непосредственного общения с Богом уже в этой жизни, в известном смысле представляет собой следующий этап поисков автором органичного совмещения нравственной и мистической составляющих христианской жизни. Содержа в себе имплицитную, но актуальную для начала ХХ в. критику гарнаковского рационализма, труд И. В. Попова оказал влияние и на русскую мысль середины прошлого столетия, будучи востребован в русской диаспоре. Несмотря на свою безусловную значимость и для истории русской патристики, и для судеб русского богословия в ХХ в., диссертация И. В. Попова до сих пор не привлекала специального внимания исследователей.
7. Биркин М. Ю. "Auctoritas" и "potestas" как метафоры образа действий епископа в канонах Толедских соборов VII в. // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2022. Вып. 109. С. 26-51. (опубликована)
Статья посвящена базовой для Средневековья оппозиция auctoritas и potestas, которая рассматривается применительно к фигуре епископа преимущественно на материалах постановлениях Толедских соборов. Поскольку эти термины не были закреплены только за светской или духовной властью не было, сначала делается краткий обзор их словоупотребления. В результате, во-первых, была уточнена специфика взаимодействия королевской власти с Церковью, для которой светская власть воспринималась как внешняя. Во-вторых, были отмечены случаи нетехнического употребления слов auctoritas и potestas по отношения к епископу – эти примеры затем и рассматриваются. Для их понимания прежде прослеживается преемственность римских полисных представления об auctoritas по отношению к авторитету епископа (зрелый возраст, опыт, красноречие, благотворительная деятельность, репутация, основанная в том числе на таких качествах, как grauitas, prudentia, probitas). Как и в римское время, auctoritas епископа означала прежде всего его силу убеждения, поэтому главными инструментами управления были проповедь и увещевание (sacerdotalis admonitio): подчиненные по своей воле (uoluntas propria) вставили на путь исправления. Если епископ не доставало авторитета, он мог прибегнуть к различным видам наказания (animaduersio sacerdotalis), которые увязывались с понятием potestas. Автор делает предположение, что слова auctoritas и potestas могли использоваться как метафоры для описания моделей поведения епископа. Если преобладал образ действий «potestas», связанный со сферой секулярного, то это могло привести к разрушению общины как выстроенного на сакральных основаниях малого сообщества, в котором отношения должны были выстраиваться на основе консенсуса, достигнутого ненасильственным путем. Сделанные наблюдения позволяют уточнить распространенное утверждение, что с V в. auctoritas якобы связывалась только с духовной властью, а potestas – со светской.
2023 г.
1. Подготовка к публикации трех отдельных изданий:
Универсальная экклезиология в латинской патристической традиции конца IV – середины V в. (монография Г. Е. Захарова)
Наследие блж. Августина в патристическом и неопатристическом контексте (сборник статей авторского коллектива под редакцией прот. Павла Хондзинского)
2. Организация в мае 2022 конференции по изучению наследия блж. Августина «Наследие блж. Августина в патристическом и неопатристическом контексте»
дата проведения: 20 мая 2022
тема конференции: "Наследие блж. Августина в патристическом и неопатристическом контексте"
Программа конференции
Отчет о проведении конференции
ПРЕЗЕНТАЦИЯ КНИГИ
дата проведения: 20 мая 2022
название издания: "Блаженный Августин. Полное собрание сочинений на русском и латинском языках. Том 1"
